Покой

— Я услышал. Ей пришлось нагреть воду, и чайник запел. Минуту назад звякнул поднос, когда она достала его из шкафа. Мои уши настроены на этот дом, мистер Вир, и я очень мало сплю. Я слышу, как моя дочь расхаживает по комнате, борясь с вопросами относительно мальчиков, и в сотый раз решает, что окончит среднюю школу, прежде чем уйдет из дома. Я все это слушаю, пока пишу здесь поздно вечером. Иногда я засыпаю. Моя голова падает вперед, и в течение тридцати минут — или ста — я сплю. Часто сны подсказывают мне, что писать. Случается, жена находит меня здесь по утрам, когда я дремлю, положив голову на руки.

В дверь постучали. Мистер Голд сказал: «Да», и миссис Голд открыла. На подносе стояли два стакана чая в русском стиле.

— Кипяток, — сказала она. — Знаете, как это пить?

— Справлюсь, — ответил я.

— Если захотите еще, просто позовите. На кухне есть хорошее печенье, если пожелаете. Из «Дюбарри».

— Увы, мне не нравится их выпечка.

— Какая жалость. Мы с Лу считаем, что они лучшие в городе.

— У нас тут разговор, Салли, — встрял мистер Голд. — Деловой разговор.

— Обо мне не переживай — пойду и спокойненько почитаю газету или послушаю радио.

— Да я и не переживал.

Миссис Голд фыркнула, улыбнулась мне и, махнув подносом, закрыла за собой дверь.

— Очаровательная женщина, — сказал я.

— Видели бы вы ее двадцать пять лет назад. Мы познакомились в Лондоне — я уже об этом говорил? Русский чай — это Лондон, это Блумсбери, а не Россия. В Восточной Германии — Польше, — где я родился, русских ни в грош не ставят. В Блумсбери они были воплощением шика. Так или иначе, она замечательная женщина.

— Не хочу занимать весь ваш вечер… — начал я.

— Я вас задерживаю? Простите. Как уже сказал, я сплю очень мало. Для меня сейчас шесть часов.

— Я просто хотел сообщить, что решил никому не рассказывать про историю с дневником Кейт Бойн. Шерри очень переживает за вас, и я подумал, что будет лучше сказать об этом лично.

— Благодарю за это, мистер Вир. Я… — он легонько постучал по своему домашнему пиджаку, — …высокомерный человек. Гордый. Сдается мне, семье Голд лучше бы с вами не встречаться. Но я не такой дурак, чтобы не распознать добрую волю, когда ею мне тычут в лицо. Спасибо.

— Собираетесь продолжать в том же духе?

Он рассмеялся.

— Давайте взглянем на это с другой стороны, мистер Вир. Предположим, вы окажетесь в суде — в настоящем суде; очень впечатляющее дело. В Англии суды куда грандиознее, чем здесь, но это уже другая история. Вы встаете, кладете руку на книгу (у меня было искушение сочинить Евангелия других десяти апостолов, но их и так довольно много) и клянетесь, что будете говорить правду. Вас спрашивают: «Он сказал вам, что собирается продолжать?» Что бы вы сказали в ответ?

— Полагаю, правду.

— Я тоже так думаю. Поэтому больше вы от меня ничего не услышите.

Голд открыл книгу, которая лежала у него на коленях, и погрузился в чтение, притворяясь, что забыл про меня. Я спросил, что он читает.

— Вы про это? Она на греческом. Вы не говорите по-гречески, так что ничего не поймете.

— А как она называется по-английски?

— Должна называться «Книга, подчиняющая мертвых». Большинство людей, которые думают, что знают греческий, на самом деле его не знают, поэтому называют ее «Книга имен мертвых» или «Книга имен смерти».

— Настоящая?

Он поднял массивный фолиант, переплетенный в выцветшую зеленую кожу, украшенный медью.

— На что похоже? Папье-маше?

— Я имею в виду, это вы ее написали?

— Возможно. — Внезапно сделавшись очень усталым, Голд снова положил тяжелую книгу на колени. — Для вас я мошенник, мистер Вир. Эксцентрик. Для себя я художник, формирующий прошлое, а не будущее. Я пишу, да. Моя рука движется по бумаге, держа перо, и возникают слова, и я пытаюсь сказать себе, что все они исходят от меня. Может быть, все человечество, живое и мертвое, имеет общее бессознательное, мистер Вир. Так думали многие великие философы. Возможно, в формировании этого бессознательного принимает участие нечто, превосходящее человека. Я нахожу, что мир очень быстро приспосабливается к тому, что я пишу. Или я пишу больше, чем знаю, — возможно, так происходит со всеми, кто занимается тем же, что и я. Книга у меня на коленях… я только что ее дописал, но вы найдете упоминание о ней в сотне других. Человек из Род-Айленда придумал название,74 его подхватили… ну, вы понимаете.

Я кивнул.

— Итак, теперь она существует. Изначально, по слухам, книгу написали на арабском, но позже появились переводы на греческий (название, видите ли, на самом деле представляет собой заголовок греческого перевода), латынь и немецкий — все языки, которые я немного знаю. Настоящий том представляет собой сборник заново переплетенных страниц из нескольких более ранних изданий; есть некоторые дубликаты и кое-какие пробелы, что и следовало ожидать.

— Покупатель уже есть?

— Предложу Колумбийскому университету; их копия потерялась.75

— Я думал, вы только что ее написали.