– Нет, не получается пока, да и вряд ли сегодня вообще получится. К нам гости должны приехать, а у меня так много дел, что я ничего не успеваю. Да еще и на нервах все…
Этих гостей, неосознанно выталкивающих меня на обочину мира, забирающих мой источник счастья в значимый праздник, не видя в лицо, я уже ненавижу всей душой. В остервенении я комкаю тетрадный лист. Откидываю его что есть силы в угол. Бумажка ударяется о стену, падает на пол. Руки взмокают. Я пялюсь на старую дверь в комнату, которую запросто можно выбить плечом, и мысленно упрашиваю ненавистных соседей не выбираться в коридор еще несколько минут, чтобы их дети не закричали, не забегали, чтобы она не догадалась, в каких условиях я живу…
– Но ты ведь обещала.
– Ну не получается, что я могу сделать? – В нетерпении огрызается она. – Мне надо помогать маме. Не могу больше говорить. И так все на нервах.
Тут как кстати возникают голоса на фоне, по каким становится ясно, что по ту сторону телефонного провода, новогодней атмосферой не пахнет. Раздражение, упреки, повышенные тона…
– Ладно, я пойду. Уже надо. С наступающим.
– И тебя с наступающим.
Да плевать на ее “с наступающим!” Не значит оно ничего, ровно также, как и мое. Фраза без души. Мертвое клише, в каком уже никогда не разгорится искорка счастья. Я вдруг вспоминаю, как в самом конце осени, в преддверии зимы, когда мы встречали под одним одеялом ранние сумерки, она завела разговор об одиночестве. Вот и оно, одиночество. Ничего ужаснее и не придумать. Ни семьи, в которой так долго рос, ни друзей рядом, ни девушки. Новый год будет встречен в пределах четырех фисташковых стен, в полупустом помещении, проклиная все и вся, слыша радость всей страны, всего мира, смешивающуюся с разрывом салюта… После полуночи, когда отправлю поздравления самым близким, тут же лягу спать, твердо и обиженно решаю я.
Я прохожусь от одного угла к другому, потом подбираюсь к окну: двор застелен снегом, только вот восторга, как в детстве, это белое покрывало более не вызывает. Возле соседней парадной крутятся, что-то яро обсуждая в сопровождении размашистых жестов, дворники с лопатами, а детей на площадке так и не видно: островок беззаботности пустует. Мертвый, безрадостный район.
Я усаживаюсь за стол в надежде хоть что-нибудь выплеснуть на бумагу. Поначалу нечто даже и получается. Нечто то ли поэтическое, то ли… Подобие жалоб – я понимаю то, перечитав целиком абзац после того, как долгое время не смог сдвинуться с места. Это эмоции управляют мной, собираясь заявить о себе, как об отдельных личностях, всему миру. Как можно оставить не равнодушного тебе человека на растерзание одиночеству, а самому в радости встречать праздник? Одно дело, когда ты сам самим собой героически жертвуешь, и совсем другое, когда тебя, распоряжаясь тобой, жертвуют… Я безжалостно стираю все написанное и выключаю ноутбук, в нытье потеряв интерес к писательской деятельности. А каким должен быть идеальный новый год? Конкретного представить не могу. Может, поэтому никак и не складывается праздник?
Часовая стрелка приближается к двум дня. Я наскоро одеваюсь и уже минут пятнадцать спустя запрыгиваю в вагон метро.
– А ты как будешь праздновать?
Он пожимает плечами, удобнее разваливается на диване, сонно потягивается, потом поднимается, открывает бутылку пива – пиво шипит и пенится, испуская хмельное зловоние, – и протягивает мне вторую. Я ловлю себя на мысли, что к его имени как нельзя кстати подошла бы густая ухоженная борода, однако его худенькое тело…
– Ну, с наступающим тебя!
– С наступающим!
Улыбаясь, мы чокаемся, делаем по глотку. И тут меня неприятно пронзает мысль: пожелание школьного товарища с наступающим новым годом звучало куда более искренне, чем от Карины, с которой я планировал жизнь и с которой в ночь волшебства я ни за что не увижусь. Друзья и знакомые ведь…
– Чего кислый-то?
Порыв рассказать о людях-идиотах, о том, как жестянкой накрылся новый год, я героически сдерживаю: это ж насколько следует низко пасть, чтобы пуститься поливать грязью человека, которого называешь любимым?
– Да так, настроения никакого.
– В новый год?
– Ну да. Ты ведь и сам выглядишь не слишком-то веселым, даже подавленным.
– Да нет же, у меня полный порядок, – Борис тянется за сигаретами и закуривает прямо на кровати. Я сижу возле компьютерного стола на старом потертом кресле, местами ободранным, какое лет двадцать назад с гордостью купили его молодые родители, найдя в нем новинку, что улучшит их жизнь.