Поколение «все и сразу»

Будь у нас вечность в запасе, мы бы так застыли бы торчать на этом крошечном квадрате асфальта… Статуи посреди дороги. Карина потянула меня за руку. В гробовом молчании мы пускаемся дальше по проспекту. Со всех сторон собираются, как рекламные листовки, отрывки разговоров, цоканье каблуков, шипение резины…

Я прячу глаза то в чертах незнакомых лиц, то среди стыков плитки, все думая над криком Карины и сдерживая подступающие слезы то ли разочарования, то ли отчаяния. Никто не разговаривает, и это молчание, невзирая на внешний шум, гудит ужасающе громко, болезненно надавливало на барабанные перепонки. В самый нужный момент я услышал самое нужное:

– Он что, обиделся?

– Не знаю.

Ладони наши были крепко сцеплены, ощущение, будто я лишний, незваный и нежеланный гость, только больше сроднилось со мной… В голове вдруг мелькнула мысль. Я отпускаю руку, останавливаюсь, опираюсь локтями о перила Аничкова моста. Скоро эту воду покроют и лед, и снег, скоро с пяти часов над городом станут нависать сумерки и где-то с этого времени станут зажигаться фонари, скоро металлические перила станут покалывать голую кожу терпимой болью, постепенно набирающей обороты… Скоро зима. В каждом конце осени я с нетерпением ожидаю снежную пору.

Иногда хорошо вот так вот скрыться ото всех: пускай все ненужные уходят, пускай уходят все, кто не заинтересовался тобой, это ничего. Переживу. Все равно толку нет держать рядом с собой тех, кому на тебя наплевать, – пустая трата времени и всевозможных эквивалентов жизни. Пара минут… Сколько выдержу, и после отправлюсь домой.

– Андрей…

Она окутывает мой локоть маленькими ручками. Некое подобие успокоения снисходит на голову первым снегом, принося нежную теплоту, но я, как гордая птица, не поворачиваюсь к ней. Набережная впереди пустая. Фасады домов подсвечиваются желтым. Черная Нева беспокойно плещется, пенится… Разомкнуть губы превыше моих сил: возможности говорить попросту иссякли, как будто наслали на меня проклятие… Сладкие ночи, мечты и сны, как и все живое, тоже обречены однажды смертельно закончиться.

– Знаете, мы, наверное, пойдем уже, – подступает к нам Полина.

Я свожу брови в надежде, что так моему виду добавится много больше грозности. Разгорячившись, я поскрипел зубами, надеясь, что скрежет перекричит шум улицы и заставит эту чертову парочку поскорее убраться, но из двоих страху подвержен только Артем…

Карина быстро обнимается с подругой. Артема и в этот раз оставили без внимание, отчего мое злорадство заиграло с дьявольской силой.

– Этот вечер подошел к концу… – Тихо начала Карина, когда друзья ее растворились в толпе. – Вернее, часть вечера…

– И, знаешь, что я понял, побыв рядом с твоими друзьями? Что я отклоняюсь от цели.

– И что ты предлагаешь?

Я нетерпеливо застучал пальцами по парапету. А что, собственно, я могу предложить? Разойтись и продолжить бежать вновь одному за неведомой целью, покрытой плотным покрывалом с надписью «богатая жизнь»? Нет, оставить ее и остаться без неё я не могу. От одной мысли о расставании сердце как будто набирает патологическую массу и камнем падает на дно груди, отчего перехватывает дыхание, отчего наворачиваются слезы, отчего крик сам вырывает из груди…

– Не знаю… Не надо было никуда идти. Сегодняшний вечер – огромнейшая ошибка. Или опыт?

– Опыт в чем? – Недоверчиво и осторожно уточняет она. Напряжение между нами стремительно возрастает. Еще чуть-чуть и между нашими телами заиграют белые линии электрического тока.

– Если не эта прогулка…

– Правильно мама говорила: когда ты узнаешь мою сущность, ты бросишь меня.

Закрыв лицо руками, она вдруг заплакала. Я поворачиваюсь к ней целиком, не раздумывая, без промедления прижимаю к груди. Всхлипывая, она прячет лицо чуть ниже моих ключиц, явно стесняясь прохожих, мне же наплевать абсолютно на всех.

– Неправда. Я не собираюсь тебя бросить.

– Ты так, чтобы только меня успокоить.

– Конечно, это была худшая прогулка. Я умудрился навсегда возненавидеть твоих друзей. Как с ними вообще можно общаться? У них нет никаких ценностей, да даже стремлений нет… Они глупые и бессмысленные люди, не заслуживающие ни капли внимания, и мне противно оттого, что ты ставишь Полину превыше меня. И в этом вся моя правда, если коротко.

Она молчит. Всхлипывает. Так много людей, что на нас даже не обращают внимания. Успокоившись, она утирает лицо. Тушь размазалась на щеках, и я большими пальцами с лаской отца потянулся стереть разводы…

– Не надо, – сразу же отдергивает Карина меня. – Я сама.

Она достает одноразовую салфетку и зеркальце из сумочки, а я равнодушно любуюсь черной водой, чье спокойствие и чья беспечность завораживают.

– Посмотри, пожалуйста, ничего не осталось?

Смотря на ее красноватые щечки, я еле сдерживаюсь, чтобы не притронуться к ним губами. Под глазами ее отпечатались следы от слез, но притрагиваться к ее коже я более не решаюсь, ведь первое предупреждение уже дано…

– Ничего.

– Дойдем до Дворцовой? Одни, без всех.