Поколение «все и сразу»

Вместо ответа я беру ее за руку. Мы доходим до площади – все это время я молчал, пиная непонятные мысли, – и тогда, любуясь длиннейшим зданием Эрмитажа, подсвечивающего огнями, она признается:

– И все же я испортила тебе и настроение, и вечер, и даже свой образ…

– Все в порядке.

– Разве?

– Да. Моя ошибка в том, что я не умею распоряжаться собственным временем.

– Так я еще забираю у тебя время?

– Нет… С какой-то точки зрения да, но я счастлив отдавать его тебе, – я притягиваю ее за талию. Медленно целую. Под желтым светом фонарного столба, на огромном просторе площади мы такие крошечные, ничтожные, но ведем себя так, словно вокруг нас крутится вселенная. А потом тихо, растягивая нежную улыбку, произношу. – Ты мой праздник, который всегда со мной, помнишь?

– Но я все равно беспокоюсь.

– Лишнее. Или… Хочешь подробно выслушать недовольства? – Шутливо бросаю я, и Карина тут же мрачнеет.

– Не хочу, – обеспокоенно признается она после непродолжительной паузы с видом провинившейся девочки. – Ты сказал, что сбился с цели. Почему?

– Если бы я мог найти причину…

– Это я тебе мешаю?

Меня пробирает дрожь. Я оборачиваюсь к ней болезненно ужаленным:

– Как ты вообще посмела подумать о таком?

– Ты говоришь так, что я невольно задумываюсь о том.

Ни истерии, ни позыва на скандал, вместо того в голосе сожаление и глубокая печаль, такая, какую выражают актеры в конце мелодрамы, когда заканчивается любовная история или… Стоит она беззащитным зверьком и только и ждет, когда властный дрессировщик отдаст приказание и замахнется кнутом…

– Нет! Это все не так. Ты неправильно понимаешь…

– Очень надеюсь.

– А я знаю четко, и хочу, чтобы ты верила мне.

– Я верю, – тихо признается Карина. – Чего бы ты сейчас хотел?

– Забыть весь этот вечер.

– Ну, Андрей, – Карина обиженно щипает меня за руку. – Давай уже закроем эту тему. Навсегда. Так чего бы ты хотел?

– Встретиться с Борисом.

– Зачем?

Я поднимаю на нее холодный взгляд, несколько секунд молчу, но о том, что собираюсь произнести, не думаю. Не думаю ни о чем, молчу, упускаю многое. Она тот, кто заманивает чарующей песней, кто неосознанно губит, и я как раз, не сопротивляясь, притягиваюсь к ней…

– Чтобы высказаться на тему убогих людей.

– Ну сколько можно! – Карина манерно топает ногой. – Сколько ты еще будешь злиться?

– Меня бесит уже только то, что они явно считают меня за идиота. А еще… Твое мнение обо ведь тоже испортилось?

– Нет.

– Но Полину ты защищать продолжишь?

– Если ты не понимаешь иначе… – Она останавливается прямо передо мной. От ее решительности по телу электрическими импульсами проносится дрожь, как будто меня только что уверили в том, что с секунды на секунду меня раздерут крохотные кошачьи коготки. – Если ты не можешь успокоиться, тогда давай прекратим общение. Навсегда. Я не хочу слушать эти бесконечные претензии! Я и так делаю все, чтобы угодить всем! Я уже даже не знаю, как перед тобой извиняться. Да и за что вообще извиняться? За то, что тебе не понравилась моя подруга? И что теперь делать? Перестать мне с ней общаться? Может, мне еще и со всем миром перестать общаться?

– Ну, со всем-то не надо…

– Замечательно! Потрясающе крутишься…

– Но выбирать людей, – невозмутимо продолжаю я. – Да что вообще в тех мордах ты дружественного нашла?

– Эти морды – мои друзья.

– Конченные люди.

– Хватит их оскорблять! – Кричит она, но меня не трогает ее порыв.

– Для таких пустоголовых одних оскорблений мало… Ненавижу тех, кто ничего в жизни не понимает, но критикует… Да пусть катятся к черту это поколения всего и сразу, поколение, живущее на всем готовеньком и требующее самых трепетных, тепличных условий… Посмешище жизни…

– Хватит! – Ее руки закрывают мне рот, а потом, буквально через мгновение, обессиленно падают осенними листьями… Карина вдруг заливается слезами, не зная куда себя деть, прижимается ко мне вплотную, упирается носом в ключицу… – Хватит… – Шепотом упрашивает она.

– И стоило оно того?

Под тихие всхлипывания, какие я из какого-то дурацкого принципа пропускаю мимо, я смотрю на освещенный фасад Эрмитажа и думать ни о чем не могу: слишком уж приелись за двадцать два года эти достопримечательности. Вековое однообразие, которое будто бы обречен наблюдать до конца дней.

– Приходи ко мне завтра, – успокоившись, она все еще не поднимает голову.

– Завтра?

– Ну да.

– Разве родители не будут дома?

– Они должны уехать по делам. У нас будет часа два. Я напишу, когда тебе выходить, хорошо?

– Хорошо.

– А теперь поедем домой?

– Поедем.

Она целует меня в губы, как будто приласкивая бездомную кошку. Глаза заплаканные, лицо будто бы опухшее. Губы мокрые. Солоноватые…

Униженные друг другом и пронизанные оскорблениями, мы, скрывая рыжие осадки на душе, двинулись в сторону метро – единственному способу добраться до дома под оглушающий шум стремительно несущегося по туннелю поезда. Темные густые облака не пропускали блеклый диск ранней луны, и, если бы не сияние фонарей, город утонул бы в такой кромешной тьме, что лица друг друга и вплотную было бы не разглядеть.

11