Покуда над стихами плачут...

Всем лозунгам я верил до концаИ молчаливо следовал за ними,Как шли в огонь во Сына, и Отца,Во голубя Святого Духа имя.И если в прах рассыпалась скала,И бездна разверзается, немая,И ежели ошибочка была —Вину и на себя я принимаю.

Так он «признал пораженье». И так пораженье стало его победой.

Да, конечно, нравящиеся нам и даже самые любимые нами стихи состоят из рифм, ассонансов, метафор, аллитераций, ритмических и интонационных ходов и анжамбеманов… Но поэты знают, что на самом деле ткутся они совсем из другого материала. Настоящие стихи состоят из полученных поэтом душевных травм и ударов судьбы, из его жизненных драм, катастроф и трагедий. Гейне сравнил поэта с моллюском, в теле которого зарождается жемчужина, когда туда попадает песчинка, наносящая ему рану, причиняющая страдание и боль.

Духовная драма Слуцкого завершилась крахом. Но именно этот крах стал главным источником своеобразия и силы его поэзии.

Если бы он не обольщался Сталиным, а потом не преодолел этого своего обольщения, он никогда не написал бы таких стихов, как «Бог» и «Хозяин».

Верность «строительной программе», которой он подчинил свою жизнь, была несовместима с музыкой его души. Но именно эта несовместимость создала то духовное напряжение, из которого родились самые пронзительные его стихи.

В конечном счете именно она, эта несовместимость, эта его раздвоенность, его душевный разлад определили место Бориса Слуцкого в отечественной поэзии — место самого крупного русского поэта второй половины XX века.

Бенедикт Сарнов

Стихотворения

Ничего, кроме войны

«А в общем, ничего, кроме войны…»

А в общем, ничего, кроме войны!Ну хоть бы хны. Нет, ничего. Нисколько.Она скрипит, как инвалиду — койка.Скрипит всю ночь вдоль всей ее длины.А до войны? Да, юность, пустяки.А после? После — перезрелость, старость.И в памяти, и в сердце не осталось,кроме войны, ни звука, ни строки.Война? Она запомнилась по дням.Все прочее? Оно — по пятилеткам.Война ударом сабли меткимнавеки развалила сердце нам.Все прочее же? Было ли оно?

И я гляжу неузнающим взглядом.Мое вчера прошло уже давно.Моя война еще стреляет рядом.Конечно, это срыв, и перебор,и крик,и остается между нами.Но все-таки стреляет до сих порвойнаи попадает временами.

«В сорока строках хочу я выразить…»

В сорока строках хочу я выразитьложную эстетику мою.…В Пятигорске,    где-то на краю,в комнате без выступов и вырезов

с точной вывеской — «Психбольной» —за плюгавым пологом из ситчикапятый год    сержант       из динамитчиковбредит тишиной.Интересно, кем он был перед войной!Я был мальчишкою с душою вещей,каких в любой поэзии не счесть.Сейчас я знаю некоторые вещииз тех вещей, что в этом мире есть!Из всех вещей я знаю веществовойны.    И больше ничего.Вниз головой по гулкой мостовойвслед за собой война меня влачила

и выучила лишь себе самой,а больше ничему не научила.Итак,    в моих ушах расчлененалишь надвое:    война и тишина —на эти две —    вся гамма мировая.Полутонов я не воспринимаю.Мир многозвучный!    Встань же предо мнойвсей музыкой своей неимоверной!Заведомо неполно и невернопою тебя войной и тишиной.

«Последнею усталостью устав…»