Настороженно прислушивался к этим звукам и Шефнер. Для него они не были непонятными, таинственными. Он-то знал, что шипел горящий порох в соплах реактивных снарядов. А грохали разрывы зарядов. Но совершенно было неясно, что это были за снаряды и из каких пусковых установок велась ими стрельба. Было непонятно и то, почему испытывают это секретное оружие не солдаты, а какой-то русский, за которым по пятам ходит переводчик-гауптшарфюрер, прибывший на полигон специально с этой миссией, как и Пфлюкер, откуда-то из-под Берлина? Шефнер понимал, что «триста тридцать третьему» в Москве знать о том, что происходит в хранилище, еще нужнее, чем ему. Но пока что ответом на все интересующие его вопросы были лишь ото всюду торчащие автоматы эсэсовцев. Некоторую надежду на успех в раскрытии таинства вселяла лишь уверенность в то, что дело одной стрельбой в хранилище не кончится. Что события будут развиваться, нарастать. Ведь не зря же на полигон пригнали «кадиллак», который пока что без действия стоит под охраной. Однако ждать пассивно не хотелось. И Шефнер как-то за ужином обменялся мнением с начальником полигона, оберст-лейтенантом Гюнтером.
— Не присутствуем ли мы с вами, шеф, при создании того чудо-оружия, о котором так давно трубят наши газеты? — мягко осведомился он.
Грузный, категоричный оберст-лейтенант в ответ скривил кислую ухмылку.
— Это вы про что?
— В артхранилище с утра до вечера шипит и грохочет, — кивнул в сторону бетонной постройки Шефнер.
— Вот именно «шипит», — презрительно выпятил губу Гюнтер. — А когда шипит, Вальтер, это уже не чудо!
— Как знать, — интригующе заметил Шефнер.
— Вот я знаю, потому и говорю, — ответил Гюнтер.
— Тогда, конечно, — разочарованно согласился Шефнер.
Но Гюнтера, очевидно, что-то задело.
— Фронт трещит! Надо выбивать русские танки! А они занимаются какими-то пшикалками! Да еще делают из этого бог знает какую тайну! — сердито проговорил он.
Гюнтер был на фронте с сорок первого по сорок третий год. Грудь его украшена орденами. Но во время операции «Цитадель» он был тяжело ранен, стал прихрамывать. Врачи признали его негодным к строевой службе. Но, учитывая его боевые заслуги и особенно ощутимую нехватку офицерского состава, Гюнтера из верхмахта не уволили, а направили служить в тыловое подразделение.
— А зачем они пригнали к нам этот роскошный лимузин? — снова спросил Шефнер.
— Зачем? — Гюнтер встал из-за стола. — Спросите, Вальтер, у них самих. Может быть, с вами они захотят разговаривать на эту тему.
Шефнер понял, что его шефу, так же как и ему, толком ничего не известно. Потому он так сердито и разговаривает, что эсэсовцы не желают делиться с ним своими секретами.
И все же что-то ему, очевидно, удалось пронюхать. Что-то он имел в виду явно конкретное, называя это «пшикалками» и утверждая, что он «знает». А вот что именно, об этом Гюнтер предпочел умолчать. И возможно, Шефнер так и остался бы с одними своими догадками. Но спустя несколько дней после этого разговора на полигоне, а точнее, в артхранилище произошло совершенно непредвиденное происшествие. Во время очередной стрельбы одна из «пшикалок» то ли по вине стреляющего, то ли по какой-то другой причине вдруг устремилась вверх, мгновенно прожгла узкой и длинной, как меч, струей ослепительного пламени кровельное железо, вырвалась из хранилища наружу и, разлетевшись на куски, осыпалась осколками на земле. Из ворот хранилища тотчас же выскочили Пфлюкер, Этцен и Вёлер. Ничего не понимая, вытаращил глаза на крышу стоявший возле ворот эсэсовец. Пфлюкер что-то сказал Этцену, и тот сразу же приказал Вёлеру поднять на ноги людей и собрать все осколки. На эту работу выгнали всех свободных от службы солдат, и в том числе полицейских охраны. Среди них был и Ермилов. Они провозились с поисками почти до темноты. И больше затоптали в грязь то, что осталось от «пшикалки», чем нашли. Но и эти остатки Пфлюкер забрал в хранилище. Стрельб в тот день больше уже не было. А вечером в столовой Шефнера встретил Ермилов и передал ему что-то, завернутое в бумагу.
— Это то, что я нашел, господин майор, — негромко сказал он.
Шефнер немедленно спрятал находку в карман и огляделся по сторонам. В коридорчике никого, кроме них, не было.
— А ты видел, как он через крышу вылетал? — спросил Шефнер.
— Никак нет, господин майор. Сам не видел. А другие видели, — ответил Ермилов.
— Что же рассказывают?
— Говорят, самой этой штуки не было видно. А лишь огонь — полоса метра на полтора из-под крыши выбилась. Каленая, аж белая. А по краям вроде как голубая, — передал рассказ очевидцев Ермилов.
— Хорошо. Очень хорошо, — поблагодарил Шефнер. — Все, что узнаешь еще, обязательно сообщай мне.