— Не будем знать это — не будем уверены в том, что напали на верный след, — сделал вывод Круклис.
— Тогда придется повторить экспертизу. И провести ее более тщательно, — сказал Доронин.
Круклис будто ждал этого предложения и в ответ только безнадежно махнул рукой.
— Что экспертиза, Владимир Иванович, в данном случае? Ну она подтвердит, что на фотографиях снят Крымский мост, а не Каменный и не Москворецкий. Укажет точно место, откуда велась съемка. Но на наши вопросы она не ответит. На них ответит только тот, кто в деталях знает архитектуру города. Кто помнит все каменные и чугунные узоры прошлого и настоящего. Вот смотри: на этом фото — ворота как ворота. А вот этот фриз? Ну что о нем скажет экспертиза? Да ничего, разве что сообщит самые общие сведения. А для кого-то этот каменный бордюр — целая история. И кто-то точно скажет, что таких в Москве всего два или три. И один из них на Таганке, бывшем доме купца Пивоварова. Второй — на Волхонке и третий— на Остоженке — ныне Метростроевской улице. И это будет то, что нам надо. Поэтому, дорогой Владимир Иванович, пошли-ка ты Медведева в Музей истории и реконструкции Москвы. Пусть он найдет там этакого влюбленного в свое дело специалиста. И пусть попросит его разгадать этот кроссворд. А когда мы получим от него ясные и точные ответы, тогда решим, что нам делать дальше.
Глава 28
Сообщение о начале нового советского наступления на Украине вызвало в «Вольфшанце» переполох. Гитлер немедленно потребовал к себе начальника Генерального штаба сухопутных войск Цейтцлера. И едва тот вошел к нему, потрясая в воздухе шифровкой, в негодовании спросил:
— Что это? Что это, спрашиваю я вас, Цейтцлер?
Начальник Генштаба уже был в курсе событий. Поэтому ответил без обиняков:
— По-моему, мой фюрер, там началось зимнее наступление.
— Но откуда они взяли резервы? И какие?
— Им удалось восстановить девять танковых корпусов, мой фюрер, — ответил генерал.
— И это все?
— Других данных у нас нет, мой фюрер. Но можно предполагать, что в пехоте у русских никогда не будет недостатка…
— Вы думаете, это серьезно? — не дал ему договорить Гитлер, надеясь услышать в ответ что-нибудь утешительное. Что-то такое, что не противоречило бы его представлению о положении на фронте.
Но Цейтцлер ничем не порадовал его. Он только посоветовал подождать несколько дней для того, чтобы точнее уяснить обстановку. А пока продумать, откуда и какие силы можно будет перебросить на Украину, если там создастся кризисная ситуация. Однако Гитлера не успокоил деловой тон начальника Генштаба.
— Если нам не удастся остановить русских в первые же дни их наступления, самая сложная, а возможно, и катастрофическая ситуация создастся здесь, в Крыму, — заявил он. — Но потерять Крым мы не можем ни в коем случае. Мы обязаны всеми силами оборонять этот второй Сталинград. Манштейн выстоит! Он обязан выстоять! Сколько мы дали ему дивизий?
— Вам известно, мой фюрер!
— Конечно! Он получил пять полностью укомплектованных танковых дивизий, три пехотных и одну парашютно-десантную! Полторы тысячи танков! Он выдержит натиск русских! Он обязан выдержать! — неистовствовал Гитлер.
Но это тоже оказалось иллюзией. В полдень двадцать седьмого декабря 1943 года Манштейн сообщил Гитлеру, что вынужден начать отход по всему фронту.
Это отступление в очередной раз спутало в «Вольфшанце» все планы и надежды.
Кейтель, Йодль, Цейтцлер почти не уходили от Гитлера. Настроение в ставке было более чем мрачное. Впоследствии бывший до Цейтцлера начальником Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер напишет в своем дневнике: «Самое позднее в конце 1943 года стало ясно, что война в военном отношении проиграна». Ясно настолько, что в начале января Геббельс даже посоветовал Гитлеру начать «мирные переговоры со Сталиным». Но совет принят не был. Вместо переговоров было решено взять из группы армий «Север» двенадцать дивизий и срочно перебросить их на Украину. Но успели перебросить только две. Красная армия в начале января начала наступление под Ленинградом и Новгородом. В результате его колыбель революции была полностью освобождена от вражеской блокады. Население одного из крупнейших в стране городов получило возможность нормально для военных условий жить и трудиться.
В эти дни в «Волчье логово» зачастили Борман, Геббельс, Гиммлер. Совещания длились до глубокой ночи, а зачастую и до утра. Цель их была одна: изыскать еще не задействованные резервы для продолжения войны. Рейхсминистры, рейхсфюрер докладывали. Гитлер слушал. Потом говорил он. Слушали они или каждый из них в отдельности, если Гитлер совещался с ним с одним. Гитлер, как всегда, говорил долго, не опуская никаких подробностей и деталей. Память у него была цепкая, и он не упускал случая щегольнуть ею. Во время одного из таких совещаний с Гиммлером он вдруг остановил на «верном Генрихе» свой взгляд. Гиммлер немедленно заметил это и попытался понять, чем это вызвано. Но ему память не подсказала ничего. И он сделал вид, что взгляд этот его не касается. Тогда Гитлер прояснил ситуацию сам.