— Скажите, вы очень не любите, когда вам напоминают о белой пряди на виске? — спросила она.
— Совсем нет.
— Если да, я не буду спрашивать.
— Можете спрашивать. Меня ударили ножом. На этом месте выросли белые волосы — загадка, которую медицине еще предстоит разрешить.
— Ножом? Вы хотите сказать, какой-то человек ударил вас ножом?
— Совершенно верно.
— О-о…
Хейвз посмотрел на нее. '
— Такое… знаете… Иногда и такое случается.
— Да, конечно. Наверное, детективы… — Она замолчала. — Что вы хотели узнать насчет бумаги?
— Много у вас ее?
— Вся бумага поступает ко мне от Картрайта. Эта приходит в стопах и в пачках поменьше — по сто листов.
— Расходится много?
— Маленьких пачек "много, стоп поменьше.
— Сколько маленьких пачек вы продали за последний месяц?
— Это трудно сказать. Много.
— А стоп?
— Со стопами легче. Я получила в конце июня шесть стоп. Можно посчитать, сколько осталось.
— Будьте добры, — попросил Хейвз.
— Конечно.
Она прошла в глубь магазина. Хейвз взял с полки книгу и стал листать ее. Когда Кристина вернулась, она сказала:
— Это одна из моих самых любимых книг. Вы ее читали?
— Да. Очень давно.
— Я прочла
— Значит, вы продали четыре, правильно?
— Да.
— Кому — не помните? .
— Я знаю, кому продала две стопы, насчет двух других не помню. -
— И кому же?
— У меня есть постоянный клиент — молодой человек, который покупает не меньше стопы каждый месяц. Главным образом для него я и заказываю бумагу.
— Вы знаете его имя?
Да. Филип Баннистер.
Он живет в этом районе?
— Думаю, да. Он всегда одет так, словно на минутку вышел из дому. Однажды он пришел в шортах.
— В шортах? — с удивлением переспросил Хейвз. — В этом районе?
— Люди есть люди, — напомнила она.
— Но вы не знаете, где он живет?
— Нет. Должно быть, где-то поблизости.
— Почему вы так думаете?
— Он часто приходит с полной сумкой продуктов. Я уверена, что он живет рядом.
— Проверим, — сказал Хейвз. — Итак, увидимся в девять.
— В девять, — подтвердила Кристин. Она помолчала. — Мне… хочется, чтобы скорее наступил вечер.
— Мне тоже, — ответил он.
— До свидания.
— До свидания.
Когда он выходил, над дверью звякнул звонок.
Согласно телефонной книге, Филип Баннистер проживал на Десятой Южной улице, 1592. Хейвз позвонил в участок, чтобы Карелла знал, куда он поехал, и отправился к Баннистеру.
Десятая Южная была типичной для этой части города улицей, где толпятся в тесноте многоквартирные дома без балконов. Поэтому в тот день площадки пожарных лестниц несли двойную нагрузку: здешние женщины забросили домашние дела, надели самое невесомое и расселись на площадках в надежде, что хоть слабенький ветерок проберется в это бетонное ущелье. Рядом с ними стояли приемники, в глубь квартир тянулись провода, и по улице лилась музыка. Женщины, кто подобрав платье выше колен, кто в купальнике, а кто и просто в комбинации, сидели, пили и обмахивались, пытаясь хоть как-то спастись от жары. Тут же стояли запотевшие кувшины с лимонадом, пивные банки, молочные бутылки с ледяной водой.
Хейвз остановил машину
Дом 1592 оказался уродливым серым зданием — между двумя такими же уродливыми и серыми собратьями. Поднимаясь по ступенькам к подъезду, Хейвз прошел мимо двух молоденьких девушек, болтавших об Эдди Фишере. Одна из них не понимала, что он нашел в Дебби Рейнольдс; у нее-то фигура получше, чем у Дебби Рейнольдс, и в тот раз, когда она подкараулила Эдди у служебного входа, чтобы заполучить его автограф, он наверняка обратил на нее внимание. Хейвз вошел в подъезд, искренне сожалея, что он не стал певцом.
На маленькой белой табличке было аккуратно написано, что Филип Баннистер живет в квартире 21. Хейвз смахнул пот с верхней губы и поднялся на второй этаж. Все двери на этаже были открыты в жалкой попытке вызвать сквозняк. Увы, на площадке стоял полный штиль. Дверь квартиры двадцать первой тоже была открыта. Откуда-то из глубины до Хейвза донеслась трескотня машинки. Он постучал по дверному косяку.
— Есть кто-нибудь?
Машинка продолжала тарахтеть без умолку.
— Эй! Есть кто-нибудь?
Перестук клавишей резко оборвался.
— Кто там? — крикнул голос.
— Полиция, — сказал Хейвз.
— Кто? — удивился голос.
— Полиция.
.— Одну минутку.
Снова заработала машинка и, простучав в бешеном темпе еще минуты три, замолкла. Отодвинули стул, едва слышно прошлепали по полу босые ноги. Через кухню к входной двери вышел худощавый мужчина в майке и полосатых трусах. Он склонил голову набок, в его карих глазах плясали огоньки.
— Вы сказали — полиция? — спросил он.
— Да.
— Вряд ли по поводу деда — ведь он уже умер. Я знаю, что папаша прикладывался к спиртному, но неужто из-за этого у него были неприятности с полицией?
Хейвз улыбнулся.