Больше всего она напоминала люстру с бесчисленным количеством хрустальных подвесков и стрел самых причудливых форм. Но в нагромождении стекла прослеживалась в то же время строгая, почти совершенная симметрия. Геометрически безупречная конструкция расширялась сверху вниз, точно пирамида из фужеров, в которой достаточно лить шампанское в самый верхний бокал, а в остальные оно стекает благодаря законам гравитации и искусству официантов, изрядно попотевших перед торжеством. В глубине стеклянного чуда едва просматривалось нечто вроде центрального ствола, от которого к укрытому одноразовой пеленкой животу клиента свисал гибкий тонкий хобот. Вместо психоделической музыки помещение заполняли звуки падающих капель, тонкий шепот ручейков, журчание маленьких водопадов. Пахло озоном и свежестью, как после грозы.
– Господи… – тихо сказала Надежда. – Они показывают им собственную кровь…
Кроваво-рубиновые оттенки, игравшие в бесконечных хрустальных гранях чуть заметно подрагив авших конструкций, раскрыли подлинное значение красного цвета, все время ускользавшее от Кирилла, рефлекторно блокировавшего визуальный канал восприятия. Кровь. Тягучая, липкая, текуче-живая, она вырывалась из прикованного к кровати тела, выбрасывалась давлением высоко вверх и металась в хрустальной тюрьме, постепенно слабея в своем яростном порыве. Достигнув вершины конструкции, она обессилено скатывалась вниз по идеально скользкой поверхности прозрачного лабиринта и возвращалась… в вену? В ту же самую артерию? Чтобы с новым ударом сердца возобновить попытку вырваться на свободу.
– Гипоксия, – хрипло сказал Игорь, – эффект примерно такой же, как когда душат человека во время секса, а он впадает в эйфорию. Еще версии есть?
– Давление низкое, почти коллапс. На грани обморока всегда в ушах шумит, – еле слышно откликнулась Надежда, – каждый слышит свою музыку. Капель – всего лишь фон.
– Нет ничего страшнее и притягательнее смерти, – вдруг сказала Марта и выдернула ледяную ладонь из такой же ледяной руки Кирилла. Кирилл качнулся, но устоял на ногах. – Нет ничего прекраснее возвращения к жизни. Кровь – символ символов. Самые страшные заговоры всегда делались на ней, – пояснила она и обернулась на коллег, – этап смерти наши подопечные уже прошли. Придется поговорить с ними о жизни и вечной юности.
– Мы готовы, – сказал Игорь Порубову, – отключайте их. Олег махнул рукой тем, кто находился в невидимой отсюда аппаратной:
– Подождите в комнате отдыха, – обратился он к Игорю, – Отключение займет не больше десяти-пятнадцати минут. Потом начнут оживать.
– Откуда… откуда такое оборудование? – сдавленно спросил Кирилл. – Знаете уже?
Порубов кивнул:
– Говорят, на ЗТК для областного кардиоцентра разрабатывали, а те у немцев купили. Эндо… – ч-черт, не помню, Кирилл Владимирович. В общем, для операций на сердце и сосудах. Бесшовная технология, ноу-хау какие-то. Хобот, который от живота к люстре тянется, прямо в аорте стоит. Управление манипулятором с обычного компьютера. Мужик, который идею кинул, – в Штатах давно уже. Я посигналю.
И Олег растаял в глубине коридора.
– Экран на стене видели? – спросила Надежда, глядя вслед Порубову.
– Да, – ответил за всех Игорь, – был какой-то вводный режим, перед тем как до сосудов добрались. И это облегчает нам задачу. Кирилл, свою приманку туда подключи. И начинай, как в прошлый раз. «Кровь на снегу»… – он на секунду сжал виски руками. – Какой удачный образ. Кто бы мог подумать…
– В данном случае – на льду, – подсказала Надежда. – Ребята… что от них осталось? – тихо спросила она.
Кирилл вздрогнул и поднял глаза:
– Лариса же смогла сопротивляться некоторое время. Даже без нашей помощи. Правда, судорожно искала замену и постоянно пребывала на грани срыва, но тем не менее…
– Они с ней просчитались, – сказала Марта, – она совсем из другого теста. Добилась всего сама, деньги из ушей не валятся. И ее бизнес для нее как ребенок – ни продать, ни предать не может. Помните, чем она готова была пожертвовать, что называла? Машину, квартиру, драгоценности. А у нее на сегодняшний день три салона в городе и типография с кем-то на паях… Три! Я бы тут же один отдала. А Лариса наша в абстиненции бегала по кинушкам и театрам, Гольцову деньги предлагала, только чтоб не разориться. Я ей искренне желаю до миллионера дорасти.
– Ничего, – сказал Игорь, – у этих тоже что-нибудь найдется, что их к жизни пристегивает. Ты нам, Кирилл, их, главное, на речевой контакт выведи. Дальше разберемся, – он уставился на стену, где висел плакат о здоровом образе жизни. – Это ж с какой точностью надо давление крови регулировать, – пробормотал Залесский, – чтобы не умирали, но и в себя не приходили, оставаясь на границе жизни и смерти…
– Мир изменился, – Кирилл подышал на ледяные пальцы, – все! Бесповоротно. Стопроцентная возможность манипуляции. Вспомните первые ЭВМ – они целые залы занимали, а мы ходим с наладонниками. Технология синтеза уже есть. И она стремительно дешевеет, раз добралась до нашего славного города. Там ведь не миллиардеры лежат, не голливудские звезды.