– А потом шкаф падает кому-нибудь на голову, потому что корпорация больше заботится о распространении продукции, чем о безопасности пользователей?
– Нет, послушайте, – просипел толстяк, старательно отворачиваясь от раздавленного тела на снимке, – Черный куб – стремительно растущая фирма, и не всем это нравится. Конкуренты… происки…
Он захрипел. Корти брезгливо отшвырнул его в кресло и испытал мгновенное злорадство, когда оно перекосилось.
– Я еще вернусь, – сумрачно пообещал коп.
Кларисса покрутила на экране последнюю модель и перелистала альбом назад.
– Вот эта рама мне нравится. В ней есть стиль и характер. Хотя работа все равно ученическая, ты же понимаешь.
Уинстон опустил голову. Крепкий, мускулистый, он казался младше своих лет из-за неуверенного выражения на лице.
– Мне очень нужно выиграть.
– Я понимаю, – мягко сказала Кларисса. – Если ты не будешь копировать эти элементы по всей раме, а вот здесь усилишь асимметрию, получится вполне конкурентоспособно.
– Но не шедевр.
– Винни, дизайн – не математическая задачка, а конкурс – не соревнования по бегу. Не стремись выиграть, а просто делай хорошую модель. Я видела эскиз, который твой отец делает для меня…
– Яне собираюсь использовать его работы! – взвился Уинстон.
– Не использовать, но учиться. Твой отец – настоящий мастер.
– Я знаю. Но он слышать не хочет о мультиках и конкурсе. Или о том, что я говорил с тобой.
Кларисса беспомощно развела руками. В этом был непонятный ей пунктик Джона: он будто прятал от нее своего сына.
– Если я не выиграю сейчас, через месяц мне придется пойти в полицейскую школу.
– Хочешь, я поговорю с ним? Уинстон мотнул головой.
– Не надо. Будет только хуже.
Она запустила медленное вращение модели на экране. Совпадение: корпорация задала темой конкурса раму для зеркала. Ее мысли перескочили на ту раму, что обещал Джонни, – благородная фактура дерева и изысканный дизайн. Она удивлялась, как уживаются в его душе оригинальный мастер, суровый коп и деспотичный отец. Даже любовь Джона была осторожной, но она надеялась, что со временем растопит его сдержанность. А с сыном…
«В конце концов они договорятся, – малодушно успокоила она себя. – Он должен видеть, что лучше для мальчика».
– Где ты болтаешься?
Отец был недоволен и, кажется, слегка пьян. Винни пожалел, что от Клариссы направился домой, а не в клуб.
– Гулял…
– Гулял, значит, – тон отца не предвещал ничего хорошего. – Ты две недели пропускаешь тренировки, ты месяц не прикасался к рубанку, зато находишь время гулять.
Винни остро чувствовал, насколько мала квартира для них двоих.
– Черчилль клал кирпичи, Линкольн был плотником, даже Ленин у русских не брезговал работать руками, а ты гуляешь, значит.
– Ты не давал мне закончить! Все время доделывал сам.
– Правильно. Ты же все испортишь, запорешь хорошее дерево. Вначале ты должен научиться, должен работать – упорно. Уинстон, ты мне обещал…
Винни почувствовал, что злая волна поднимается в нем, грозя смести плотину здравого смысла.
– Кто бы говорил об обещаниях. И о запоротом дереве, – он обвиняюще ткнул в недоделанную раму. – Когда ты собирался дарить это Клариссе – послезавтра?
Отец шагнул вперед и сразу занял все пространство. Винни съежился, повторяя про себя: «Он ни разу меня не ударил. Никогда».
Корти сдержался и сейчас. Выдохнул, тяжело протопал к верстаку, сел, мрачно перекладывая деревяшки, спиной излучая неодобрение. Винни забился в свой угол, отгородившись складной перегородкой от отцовской мрачности.
«Уйду я от него, – уныло думал он, растянувшись на узкой койке. – Выиграю конкурс, получу работу, сниму себе квартиру…»
За перегородкой взвыла пила.
Бутылка с граппой быстро пустела. На столе перед Джоном стояла фотография Манфредо, снятая со стены. Пить в одиночестве Корти всегда считал дурным тоном.
– Отец, ну хоть ты мне ответь, – Манфредо держал в руках лучковую пилу (антиквариат!) и внимательно слушал сына, – как быть с Уинстоном? Он почти взрослый, а в голове – ветер гуляет. Ладно бы о девочках думал – дело молодое, – Джованни чокнулся с фотографией, – а он о компьютерных игрушках. О мультиках клятых! Граппа обожгла пищевод.
– Как же он будет меня уважать, если я свое слово сдержать не могу? – Корти скосил глаза на составленные в углу детали несостоявшейся рамы. Потом посмотрел на фото отца, сурово нахмурил брови. – Да он и не уважает! Хамит. Ты бы меня за такое поведение…
Водка была горькой, словно лекарство.
– А как выполнить, как? Скажешь, раз уж дал слово, то… Джон вытряс из бутылки последние капли. Помолчал над наполовину наполненной рюмкой, потом полез в карман. Карточка нашлась сразу.
– Ма Фу? Мне плевать, что ты там спишь! Болтал, что все можешь достать? Размеры запиши. Рама для зеркала, только самая лучшая…
– Замечательно! – начальство было в бешенстве. – Как это понимать?
– Это труп…
«Ох, помолчал бы ты, Диего, лучше…» – только и успел подумать Джон; а шеф обрушил на несчастного идиота всю силу своего сарказма. Тот только моргал, вытянувшись по стойке «смирно».