Полдень, XXI век, 2010 № 11

— Да уж. А рассмотришь их внимательнее — все то же. Вот, объединенная партия оборотней, вроде разные морды — и лисы, и рыси, и гиены. А в главарях кто? Ваши. Вампиры, разве что с двумя инициированными ипостасями: своей и звериной…

— Не в главарях, а в руководителях. Ты ведь не про банды говоришь.

— Какая разница? А вон, в партии дриад вампир юрисконсульт. Главари… ну, лидеры в транс-медитациях ветками сплетаются, общий дух за советом к мировому древу отправляют, а этот юрист быстренько черновики предложений кропает. И ловко получается — формулировки возвышенные, о спасении мира во всем мире, о помощи нуждающимся слоям населения… А суть все та же. Ваша.

— Ну а что же тогда дриадский лидер подмахивает это все одной левой веткой?

— Может, он этой медитацией просветлен, коварство распознавать не умеет?

— А может, умеет, да не хочет? Может, он боится, не хочет проблем на свою крону, а?

— Ну, может. Откуда я знаю, что растениям нужно…

— Растениям, Оля, нужно то же, что всем. Воздух, вода, пища. И чтоб топор к шее не подносили. Но когда желания и стремления ограничиваются только этим, нужно быть готовым к тому, что для прочего найдется лесник. И он будет устанавливать свои законы.

— Ты хочешь сказать, что это такая мировая справедливость?

— Да. Потому что сейчас так есть. Более того, потому что так было всегда. И пока ты живешь в этом мире и в этой стране — это твоя справедливость тоже. И твои законы. И твой президент.

— И ты всегда будешь прав, — вздохнула мама. — И такие, как ты.

— Да, — ответил Генрих. Отыскал мамину руку, спрятавшуюся в теплой норке платка, как маленького зверька, и снова крепко и по-хозяйски сжал в своих пальцах. И по быстрому взгляду отчима, брошенному назад, Инна поняла, что он ее чует. И что все это было сказано не только для мамы, но и для нее.

Инна отступила на цыпочках в коридор, дрожа — но теперь уже не от ненависти, а от страха. И отчаяния…

* * *

Инна допоздна засиделась на работе. Статья не получалась.

Поп-рысь Анжелика Витт насмешливо скалилась с рекламных фотографий острозубой улыбкой. Усыновленный мальчик доверчиво прижимался к ней, заглядывал в лицо, едва тронутое изменением, — острые ушки с пушистыми кисточками, профессиональный макияж, подчеркивающий раскосые желтые глаза. Почти человеческое лицо. Почти.

Интересно, кем он станет, подумала Инна. И что почувствует, когда узнает о причине смерти родителей, разорванных по дороге домой оборотнями. Такими же, как его приемная мать. Разорванными просто потому, что оказались на улице позже запрещенного часа. Как он будет после этого относиться к Анжелике Витт? Сможет по-прежнему называть ее мамой? Или к тому времени сам станет таким же? Ведь, по последним исследованиям, на результат инициации влияет не столько наследственность, сколько воспитание… А если примут закон об отмене ограничений, это произойдет значительно быстрее — и тогда на улицах может совсем не остаться человеческих детей… Потому что дети не боятся инициации. Они весело играют на улицах в вампиров и оборотней, оставляя неудачникам и слабакам скучные роли людей. Копируют большой мир взрослых. Разреши им инициацию — они так же весело и играючи побегут туда наперегонки…

Страх инициации приходит позже. Когда взрослеешь. Тогда начинаешь бояться… Чего? Что неверно выберешь облик? Или что не сумеешь пройти инициацию и получить тот облик, о котором мечтаешь?..

«Я не боюсь, — подумала Инна. Я просто не знаю, чего хочу…»

Сережа ждал возле редакции. Вертел в руках бордовую розу на длинном стебле. Напряженно улыбнулся при виде Инны, протянул цветок, коснулся на секунду Инниной ладони горячими пальцами.

На этот раз Инна старательно избегала безлюдных мест.

Они с Сережей съели по мороженому в своем любимом кафе; побродили по пешеходной улице, останавливаясь послушать музыкантов, посмотреть переливы воды в фонтане и гибкие танцы бродячих артистов. Инна чувствовала тепло Сережиной руки, лежащей на плече, и ни разу не ощутила прикосновения когтей. Его взгляд, который Инна тоже чувствовала почти все время, был прежним — внимательным и нежным, без звериной огненной поволоки… Как будто примерещился тот осенний вечер в парке… Как будто — все по-прежнему… Инне очень хотелось в это поверить, и она поверила.

А потом спохватилась, что уже очень поздно.

— Я тебя провожу, — сказал Сережа.

«А как ты сейчас сможешь?» — хотела спросить Инна, но осеклась. Послушно согласилась:

— Хорошо.

— Через три квартала, за поворотом, горячий яблочный пирог с корицей. Ты ведь любишь? И свежий кофе. Зайдем?

— Откуда ты знаешь? — удивилась Инна.

— Чую, — усмехнулся он. Тонкие крылья носа чутко дрогнули, Инне почудилось, что и сам нос удлиняется, вытягиваются скулы, обрастая рыжей шерстью. Инна торопливо отвела взгляд.