Полдень, XXI век, 2012 № 09

— А все-таки президент-то у нас лапочка, — с нежностью в голосе сказала воздушная гимнастка Алла Леонидовна Цапкай — Ну просто рыбонька, — добавила она и положила голову на плечо гиревику Ивану Терентьичу Фокину.

Иван Терентьич согнул в локте руку и, сжав кулак, слегка потряс им. Потом погладил по плечу Аллу Леонидовну.

— Жаль, что на мне не платье из рыбьей чешуи, — сказал Алла Леонидовна.

— Ну ты же знаешь, у меня на рыбу аллергия.

— Вот я и говорю: жаль. В наше время аллергия на рыбу совсем уж моветон.

Она перевела взгляд в свободный угол комнаты, где возле пудовой гири стояла стопка консервных банок.

— А ты зря не ешь, — кивнув на стопку, сказала Алла Леонидовна, — сил не будет.

— Будет, — по-стариковски заупрямился Иван Терентьич. — Уменя-то не будет…

Он встал, взялся за пудовую гирю. И дернул ее на плечо. Глянул на Аллу Леонидовну: смотри, родная, у меня-то не будет! А потом попытался выжать гирю от плеча. Но пуд металла к земле тянула неземная сила тяжести. Рука старика выпустила ее, и гиря грохнулась на пол, расплющив всмятку пару банок с килькой.

Алла Леонидовна покачала головой: мальчишка, как есть мальчишка. Она встала, тяжело вздохнула и подобрала с пола изуродованные банки. Посмотрела на Ивана Терентьича — тот, морщась от боли, растирал запястье. Потом посмотрела на покрытую вышитой салфеточкой полочку, где стояла иконка с образом кильки, перекрестилась и выбросила банки в пакет с мусором.

— А все-таки президент у нас рыбонька, — громко сказала

она.

— Не рыбонька, а йыбонька! — поправил ее Иван Терентьич.

— Йапочка!

Андрей Саломатов

ПАРАМОНИАНА

Рассказец № 48

Наташа провела гостей в кабинет профессора и попросила подождать. Дроф появился через минуту.

— Добрый день, профессор, — поздоровался Парамонов. — Знакомьтесь, это Владимир Покровский. Тот самый.

— Здравствуйте, — Дроф пожал Покровскому руку. — Я читал вашу повесть «Георгес или…» э…

— Одевятнадцативековивание, — без запинки подсказал писатель.

— Да, кажется, так. Интересное сочинение. Да вы присаживайтесь. Чай? Кофе?

— Если можно, водки, — ответил Покровский.

— Конечно, можно, — улыбнулся профессор. — Наташа, принесите-ка нам водочки.

— А мне, пожалуйста, чаю, — попросил Парамонов. Покровский удивленно посмотрел на него, и Парамонов развел руками. — Ну, водку-то я тоже буду, — сказал он и обратился к хозяину дома: — Мы к вам за помощью, профессор. Дело в том, что у Владимира Валерьевича дома живет фея. В прошлом году он нашел ее в сугробе, она едва дышала. Он принес ее домой, отогрел, и она осталась у него.

— Очень интересно, — разглядывая Покровского, сказал Дроф. — За пределами нашего мира мне приходилось наблюдать фей. Но чтобы здесь. Невероятно! А какой, простите, вид?

— Судя по всему, Fata robustus. Она крупная, — ответил Покровский.

— Зелененькая? — поинтересовался профессор.

— Нет, беленькая, — наблюдая, как горничная ставит на стол графин и рюмки, сказал писатель.

— А глазки красненькие?

— Нет, синенькие.

— В таком случае, Владимир Валерьевич, это не robustus, — торжественно произнес Дроф. — Это Fata malitiosus.

— Возможно. Я в них не разбираюсь, — берясь за графин, ответил Покровский и добавил: — То-то она из меня столько крови выпила.

— И какая же вам нужна помощь? — поинтересовался профессор.

— Владимир Валерьевич хотел бы вернуть фею туда, — ткнув пальцем в потолок, — ответил Парамонов. Дроф задумался. Он рассеянно поблагодарил Наташу за чай и после этого произнес:

— Это не так просто, господа. Она же прожила здесь целый год.

— И что? — держа рюмку на весу, спросил Покровский.