Поле чести

— Серьезно говорю. Заездка — это не значит заезжал насмерть. Существует такой термин: заездка диких лошадей под седло. Где-то, наверное, до сих пор хранится договор по этому поводу. Голов сорок в одном из совхозов Ленинградской области я заездил под седло диких казахских лошадей породы джабэ.

С точки зрения мамы, говорит Галина Георгиевна Невзорова:

— Саша — единственный ребенок в семье. Все вокруг него ходили на цырлах. Вы представляете, кто вырастает из таких мальчиков? Слава Богу, с ним этого не случилось! Он как-то быстро обособился от родительской опеки: мог быть упрямым, скрытным, но только не бездельником. Брать у нас деньги стыдился. Все время что-то лепил, рисовал, возился с деревяшками. Видимо, за счет этого как-то пробивался. А потом и вовсе пошел работать санитаром.

— Александр Глебович, у Вас есть какие-то неприятные воспоминания в жизни?

— Нет, честно говоря.

— А особо приятные?

— Особо приятными воспоминаниями я бы делиться не стал.

— А Вы когда-нибудь будете писать мемуары?

— Если у меня будет время для писания мемуаров, то я лучше займу его чем-нибудь другим.

— Издательство «Палея» в серии «Жизнь замечательных россиян» выпустило книжку о Вас…

— Это вообще бред. Я был в диком ужасе. Вот типичный вариант, когда человек слышал звон, но не знает, где он. Это нахватанные, маленькие какие-то кусочки полуправд из разных периодов жизни. Я не могу сказать, что я приветствую выход этой книги. Хотя кое-что… там более или менее… приблизительно… правда.

— Известно, что вы пели в церковном хоре… В 20 лет собирались принять постриг. Это правда?

— В юности я был очень верующим человеком. Сейчас — меньше. У меня солдатская профессия. Состояние веры — состояние сосредоточенности. Сейчас эта роскошь недопустима.

Псково-Печерский Свято-Успенский монастырь. Июль 1995 года. Съемки программы «С нами Бог».

— Свободного времени, конечно, нет?

— Прежде всего давайте уточним: что такое свободное время?

— Отдых, восстановление сил после работы, когда вы никем и ничем не заняты.

— Такого у меня нет вообще.

— Значит, отдыхать вы не любите или нет возможности?

— Кто не любит отдыхать? А возможности действительно нет. Если же выпадает редкий свободный день, то… патологически хочется бездарно выспаться.

— Говорят, репортера кормят ноги?

— Не только ноги, но и руки, сообразительность, настойчивость, если хотите — нахальство, физическая выносливость. Так, был в ранние «секундовские» времена случай, когда прямо из нашей автомашины пришлось прыгать на закрывающиеся ворота предприятия, куда нас не хотели пускать, а мы не хотели терять время, спешили снять нужный сюжет. Думаете, нас везде встречают с распростертыми объятиями? Не-е-т. Чуть промедлишь — и снимать нечего — скроют, спрячут.

— У вас есть какие-то «фирменные» приемы для получения-информации?

— Ничего, кроме напора. Кавалерийской атаки. Идешь на бой, и будь что будет. Все, пожалуй. Никогда не выдумываю заранее вопросов. Вообще, процесс добывания информации для меня почти физическое удовольствие.

— Значит, выкраиваете время для занятий физкультурой?

— Нет, физическое состояние поддерживаю непрерывностью боевого стиля работы: перелезаю через заборы, занимаюсь в студии беготней по лестницам. Мы же — обычные солдаты своей работы. Карате, дзюдо, прочими борцовскими искусствами никогда не занимался.

— Ну а если придется постоять за себя в «простом» бою?

— Просто так и постою, кулаками. А коли пойдут очень серьезные вещи, сделаю это с помощью какого-нибудь оружия. Думаю, я его случайно найду в нужный момент.

— Вижу у вас в студии манекен с будто взрезанным животом. Что такое?

— Бронежилет привезли из Москвы, решили его испытать. Надели на манекен — вот вам результат, пробило.

«В НТК‑600 имели место и кое-какие схватки. Месяца два назад прибыл в Питер Анатолий Кашпировский. Не заехал в гостиницу, не пообедал — сразу в «Секунды» со всей командой. Закрылись вдвоем с Невзоровым в его кабинете и два с половиной часа не выходили. Сидевшие в другой комнате коллеги строили самые невероятные догадки о предмете разговора. И никто не угадал: Невзоров и Кашпировский ни о чем не говорили, а молча смотрели друг на друга — был спор, кто кого. Сошлись на ничьей.»

(«Вечерний клуб», 16 мая 1992 г.)