Полет Кузнечика

Маша. Часто болею… Даже освобождена от физкультуры.

Катя. Все так… Но все равно ты сильная. Духом что ли… Против тебя я — полный слабак… Странно вообще-то…

Маша. Что именно?

Катя. Слабые физически — сильные и стойкие духом, а крепыши вроде меня…

Маша. Просто слабым приходится больше преодолевать. И больше страдать.

Катя. Тебе… тоже?

Маша. Конечно.

Катя. Но… я знаю тебя с первого класса… И никогда не замечала…

Маша. Именно этого я и хотела.

Катя. Но… почему?

Маша. Что — почему?

Катя. Ты страдала.

Маша (помолчав.) Как думаешь, легко быть сиротой?

Катя. Разве ты…

Маша. А как называется ребенок без родителей?

Катя. Но они у тебя есть!

Маша. Это еще хуже. Сирота при живых родителях — вдвойне сирота! Потому что родители его не умерли, а бросили! Вдумайся в это слово — бросили! Видела ты когда-нибудь, чтобы кошка или собака бросила свое дитя? Нет. А человек — сплошь и рядом.

Катя. Но они же тебе помогают деньгами…

Маша. Разумеется. Иначе как бы мы жили на бабушкину пенсию! Но разве дело в деньгах!

Катя. Знаешь, не жалей. Зато тебя никто не достает и не учит ежедневно жить! Мне уже эти нравоучения — вот где сидят!

Маша. Глупышка… Я мечтаю о них как о самом прекрасном в жизни! Хуже всего — равнодушие. Да, мне покупают подарки, я не голодаю, но никого, кроме бабушки, не интересует, что я чувствую… Они просто выполняют свой долг.

Катя

. И за то спасибо. Другие и этого не делают. А у них там тоже есть дети?

Маша молча кивает. Ты их видела?

Маша качает головой. Прости, я не знала… То есть, знала, но не думала… Ты никогда не жаловалась.

Маша. Такой у меня характер.

Катя. Но мы были подругами!

Маша. Были.

Катя. И прощенью не подлежит?

Маша молча качает головой.

Маша. Предательство — самый страшный грех в христианской религии.

Катя. Но в той же религии, если человек покается, его прощают. Даже Христос простил Иуду.

Маша. Я же не он! Да и потом… Разумом могу, но сердцем…

Катя. Жаль. Все равно я люблю тебя. Может быть когда- нибудь…

Маша. Может…

Катя. Но ведь ты остаешься совсем одна…

Маша. Мне не привыкать.

Катя. Ну, я пойду?

Маша молча кивает.

Если… Только позови.

Маша молча кивает. Катя выходит. Маша возвращается к своей скрипке, долго не может начать играть. Наконец, собирается с силами, берет себя в руки. Звучит нежная печальная мелодия. За стеной вновь раздается гром тяжелого рока, который заглушает звуки скрипки. Какое-то мгновение Маша стоит, опустив руки, затем аккуратно кладет скрипку в футляр и начинает неистово, яростно колотить кулаками по стене. Но бесполезно, т. к. рок-музыка поглощает и удары. Тогда Маша хватает табурет и изо всех сил наносит им удары по стене. Рок-музыка, наконец, умолкает. Маша без сил опускается в кресло. Стук в дверь. На пороге появляется Андрей.

Андрей. Привет, Кузнечик. Кажется, ты меня звала?

Маша (в ярости). Не смей так называть меня! Тысячу раз тебе говорила!

Андрей. Все претензии к композитору Шаинскому. (Напевает).

 «И кузнечик запиликает на скрипке. С голубого ручейка начинается река, ну а дружба начинается с улыбки!» И так далее.

Маша. Издеваешься?

Андрей. Как можно!

Маша. Почему ты всегда глушишь меня?

Андрей. Не всегда. А только когда дома. В остальное время пиликай, сколько хочешь.

Маша. Какое ты имеешь право?

Андрей. Насчет прав — действительно проблематично… Можешь подать на меня в суд. Готов возместить тебе моральный ущерб. Понимаешь, когда слышу твое визжание, точнее, твоей скрипки, у меня условный рефлекс. Мне сразу хочется послушать что-то такое, эдакое веселое! Как после горькой пилюли тянет на что-то сладкое. Усекла?

Маша. Вполне.

Андрей. Во всем виноваты строители. Не сделали в стенах звукоизоляцию. В те времена это было не модно. Послушай, почему бы тебе не бросить все это?

Маша. Что именно?

Андрей. Свою музыку. Соседи были бы тебе очень благодарны. И я тоже.

Маша. А как насчет тяжелого рока? Каково мнение соседей?

Андрей. Один ноль в твою пользу. Но не могу, душа просит!

Маша. Моя тоже.