К 1998 г. обе группы поняли, что происходит что-то очень странное. Космическое расширение должно было замедляться, незначительно или сильно, в зависимости от того, много во Вселенной материи или мало, — эффект должен был проявиться в том, что удаленные от нас сверхновые выглядели бы ярче, чем можно было ожидать, по сравнению со сверхновыми поблизости. Но на самом деле они казались более тусклыми — как будто расширение ускоряется. «Я все прогонял и прогонял числа через компьютер, и результаты были бессмысленными. Я был уверен, что в программе ошибка», — вспоминает Адам Рисс, астроном Института исследований космоса с помощью космического телескопа (STScI). В это время группа Перлмуттера уже почти год билась над попытками разобраться, откуда берутся их собственные безумные результаты.
В конце концов обе группы решили последовать совету Шерлока Холмса: когда ты исключил все невозможное, то, что осталось, сколь невероятным оно бы ни было, и будет правдой. Расширение Вселенной действительно ускорялось, что означало присутствие какой-то мощной антигравитационной силы, которая расталкивала галактики, в то время как притяжение влекло их друг к другу. «Нам здорово помогло, что у группы Сола оказался такой же результат, что и у нас, — говорит Рисс. — Когда у тебя странные результаты, лучше не оставаться с ними один на один». Обе группы объявили о своих выводах почти одновременно, и ускоряющаяся Вселенная стала научным открытием 1998 г. по версии журнала
Еще важно при необходимости давать определения понятиям, которые вы используете, полагаясь на собственный опыт. К примеру, не нужно объяснять читателям, что такое звезда или планета. Но, вероятно, стоит хотя бы мимоходом пояснить, что такое галактика. И, скорее всего, придется объяснять, что такое квазар, космическое микроволновое фоновое излучение или красное смещение.
Наконец, нужно научиться понимать, что́ из текста стоит убрать. Почти у каждого из нас есть мучительный опыт, когда плохой рассказчик томит слушателей бесконечной историей с кучей не имеющих значение подробностей. Из фонового шума тут трудно извлечь сигнал. В научной журналистике дела обстоят почти так же. В научном исследовании нет или почти нет незначительных деталей. Но некоторые факты, логические выкладки и идеи важнее прочих — а если вы включите в текст все, среднестатистический читатель безнадежно запутается.
Поскольку мы стремимся добиться ровно обратного эффекта, хорошие научные авторы убирают из текста множество деталей, прыгая в дедуктивном процессе ученого через три ступеньки. Мы знаем, что делаем, и ученые понимают, что мы вынуждены так поступать. Лучшие научные журналисты как раз и находят точку равновесия между потоком лишних фактов и чрезмерным — до неточностей — упрощением, создавая тексты, которые достаточно точны и при этом удобочитаемы.