Полярный круг

Иунэут сердцем чуяла, что этот, самый близкий человек открыт ей не до конца, что-то хранит сокровенное в глубинах своей души. Иногда она ревновала его к далекому городу, когда Кайо начинал вспоминать вслух непонятную ей красоту отраженного в воде большого железного моста или каких-то сфинксов на каменном берегу реки. Она старалась слушать внимательно и заинтересованно, но Кайо, почуяв, что она ничего не понимает, замолкал, замыкался в себе.

Иунэут украдкой от мужа начала читать все, что можно было достать о далеком городе. Знакомый летчик Шаронов знал об этом и о том, что Кайо бывал в Ленинграде, привозил все, что было в книжном магазине районного центра и в Анадыре. Иунэут читала романы Достоевского и пыталась представить себе старый Петербург… Наверное, он так же отличался от нынешнего Ленинграда, как новый Улак, застроенный деревянными домиками, от прежнего — двух рядов яранг на берегу моря. Хотя дворцы — не яранги, их, наверное, незачем сносить, пусть они возведены и при царизме. Значит, в этом городе старое перемешалось с новым, как у многих земляков Иунэут старшего поколения.

— А овин — что это? — спрашивала Иунэут.

— Не знаю, — пожимал плечами Кайо. — Старый овин… Значит, может быть и новый. И где-то стоит на окраине селения, раз у него встречаются и прощаются…

— Может быть, вроде ворот? — высказывала догадку Иунэут.

— Ворота есть ворота, — говорил Кайо. — Зачем бы их другим словом называть стали?

— Но в русском языке так много слов! — напоминала Иунэут. — Одно и то же по-разному может быть названо!

Через год после переселения в тундру Кайо, по настоянию районного врача, поехал в больницу на обследование. Ему очень не хотелось возвращаться в больничную обстановку, которая напоминала ему о самых тяжелых днях его жизни, но надо было… Ему стало не по себе, и он даже почувствовал, как под теплой рубашкой у него выступает давно позабытый, противный, липкий пот.

Его выслушивали сразу три врача, брали разные анализы, вертели перед экраном рентгена, делали снимки, а потом вызвали к главному и торжественно объявили, что он практически здоров и от туберкулеза у него остались одни лишь рубцы.

Кайо радовался от души и представлял собственные легкие как изборожденное шрамами лицо воина, выдержавшего нелегкую битву.

Он ехал в стойбище с чувством великого спокойствия, сознания того, что он нашел свое место на земле, свою судьбу, с уверенностью, что начинается новая жизнь, которую он должен посвятить этому скудному краю.

Вездеход двигался слишком медленно, останавливаясь у каждого стойбища; у Кайо не было терпения ждать, и он пошел пешком, благо оставалось лишь километров двадцать. Стояла долгая тихая ночь, когда над миром слышен далекий шепот звезд и легкое шуршание полярного сияния.

Кайо был переполнен неизведанным чувством слияния с небом, с заснеженной тундрой. Он не торопился, зная, что ноги его идут достаточно быстро, ибо они стучат в такт спешившему сердцу.

Он еще издали услышал песню. Она звучала из маленького алого пятнышка костра, горевшего в чоттагине.

Позарастали стежки-дорожки,Где проходили милого ножки…Позарастали мохом-травою…

От этого голоса, от этих простых слов перехватило у него горло. Ну и что из того, что позарастали стежки-дорожки, по которым ходил, бродил, шагал милый человек? Но, видно, есть что-то такое очень дорогое, сокровенное, очень близкое сердцу, что торопит человека, несет его к дому, откуда доносится родной голос…

Много утекло тундровой воды с тех пор… Действительно позарастали стежки-дорожки, даже кое-где прибитые вездеходами колеи. Не прямым был путь Кайо, нелегко пришлось Иунэут. Но кто скажет заранее, какая жизнь является праведной и истинной? Разве не сам человек ищет свой собственный путь, ошибаясь, разбивая лоб о твердь земную, распутывая собственным разумом хитросплетения жизни? И как хорошо, что рядом Иунэут, вроде бы незаметная со стороны женщина, но какая нужная для Кайо! От скольких пропастей она увела своего мужа!

Будет ли Маюнна такой для Алексея?

В квартире было тихо, и издалека был слышен оживленный гул свадебной процессии: молодые шли из столовой. Кто-то громко играл на баяне, слышна была песня, мелодия знакомая, но слова какие-то странные, незапоминающиеся.

— Сейчас, когда они придут, — сказал Кайо жене, — обо всем им и скажем.

— О чем — обо всем? — встрепенулась Иунэут.

— Разве я тебе не сказал? — удивился Кайо.

— О чем же?

— Странно, у меня такое ощущение, будто я с тобой давно советовался, — улыбнулся Кайо.

Иунэут осуждающе поглядела на мужа. Ведь сколько лет ему, отец взрослой дочери, а иногда ведет себя как ребенок, дурачится, напускает на себя загадочность, а потом оказывается какая-нибудь ерунда…

— Может быть, отложим до завтра? Пусть молодые отдохнут, — предложила Иунэут.

— Вот как раз об отдыхе и разговор, — сказал Кайо.

Молодые вошли в дом, и Кайо велел дочери принести большую кружку воды.