Кайо долго и с видимым удовольствием пил чистую холодную воду улакского ручья. Обтерев губы, он весело посмотрел на дочь, на Алексея и сказал:
— Вместе поедем в Ленинград.
— Когда? — удивилась Маюнна.
— Совсем скоро, — ответил Кайо.
— У меня ведь работа. Да и у Маюнны… — напомнил Алексей.
— Вам полагается свадебный отпуск, — ответил Кайо. — Я обо всем подумал.
— Но ведь сколько денег нужно… У меня на дорогу нет ни копейки, — сказал Алексей.
— Денежный вопрос пусть вас не волнует. Эта поездка будет свадебным подарком, — важно сказал Кайо.
— Это было бы здорово! — еще не веря, произнес Алексей.
— Спасибо, папочка! — воскликнула пришедшая в себя Маюнна.
— А ты почему молчишь? — обратился Кайо к Иунэут.
Как же она на этот раз не смогла догадаться? Ей уже казалось, что она давно может знать наперед многие мысли и намерения мужа. На этот раз ее главной заботой было успокоить его, утихомирить его душевную боль. А он, ее Кайо, мучаясь, размышляя, смолкал порой на долгие часы, искал выхода.
— Почему ты скрыл это от меня? — обиженно спросила Иунэут. — Было бы красиво объявить на свадьбе.
— И еще, — торжественным голосом продолжал Кайо, — дарю вам на первое обзаведение шестнадцать оленей!
— Каких оленей? — спросил Алексей.
— Дарю вам, — уточнил Кайо, — восемь важенок, четырех быков, четырех телят.
— Спасибо… То есть, конечно, благодарю, — растерянно пробормотал Алексей. — Но куда нам столько? За целый год их не съесть.
— Не для еды вам олени, — заметил Кайо. — Живые олени. Это ваше стадо.
— Частная собственность, что ли? — почему-то шепотом спросил Алексей.
— А что тут такого? — возразил Кайо. — Твои родители имеют автомобиль?
— Нет.
— Ну, какую-нибудь собственность имеют?
— Садовый домик! — вспомнил Алексей.
— Это что?
— Маленький домик за городом. На станции Рощино. Летом родители выезжают туда на отдых, копаются в земле, кое-что выращивают. Ягоды, огурцы, редиску…
— А разве ягоды сами в лесу не растут? — удивилась Маюнна.
— Растут, но это садовые, — объяснил Алексей.
— Ну вот — эти шестнадцать оленей будут для вас как бы садовый участок на Чукотке, — с улыбкой произнес Кайо.
Алексей крепко почесал затылок. Шестнадцать оленей! Он только издали видел настоящего живого оленя. А тут — целое стадо! Он представил себя в меховой кухлянке, в нерпичьих брюках, с посохом в руках (он видел именно такими пастухов, приезжавших в Улак) и растерянно улыбнулся.
— А где мы их будем держать? — осторожно спросил он.
— Живой олень, кроме как в тундре, нигде не живет, — веско сказал Кайо и, увидев обеспокоенное лицо Алексея, предложил: — Если доверяешь, пока пусть побудут в моем стаде.
— Конечно! — с радостью согласился Алексей. — Я доверяю вам!
— А теперь — спокойной ночи. Завтра будем оформлять отпускные документы, — сказал Кайо, позвал Иунэут, и они вышли из комнаты.
Алексей места себе не находил — то вставал, то снова садился: шестнадцать оленей, неожиданная поездка в Ленинград! Такое может только присниться!
— Что с тобой? — участливо спросила Маюнна, стелившая постель.
— Все это так неожиданно! Я боюсь даже поверить. Твой отец — просто чудо! — горячо произнес Алексей.
Маюнна рассмеялась.
— Такой уж он есть.
— Откуда же у него столько денег? — возразил Алексей. — Он ведь не профессор и не директор завода!
— Он просто пастух, — ответила Маюнна. — В нашей тундре пастух оленьего стада получает много денег — такая работа. Вот когда доведется тебе попасти собственное стадо — узнаешь, за что платят оленеводам.
В одном из больших ленинградских жилых домов, расположенных на Московском проспекте, недалеко от Благодатной улицы, живет семья токаря завода «Электросила» Петра Яковлева. В этой квартире Петр Тимофеевич жил давно, сначала занимал одну комнату, а потом, по мере того как соседи получали квартиры, ему предоставляли комнату за комнатой, пока он не стал единоличным ответственным съемщиком. Район для семьи Яковлевых был очень удобный — до работы можно пешком дойти. Недалеко — парк Победы, а до центра, прямо до Невского, за каких-нибудь двадцать минут можно доехать на метро.
Петр Тимофеевич приехал с дачи в воскресенье вечером — завтра на работу. Прежде чем подняться к себе, он открыл деревянный почтовый ящик и среди накопившихся за выходные дни газет и журналов увидел письмо.
Он подержал конверт в руках, словно взвешивая его, опустил в карман и вошел в кабину лифта.
Войдя в пустую квартиру, он отдернул плотные шторы, открыл окна и сел на диван, положив на журнальный столик письмо.
В квартире было тихо, лишь на серванте громко тикал будильник и где-то еле слышно журчала вода — то ли на кухне, то ли в ванной.
Петр Тимофеевич взял письмо, повертел в руках. Вот так получается — всю жизнь стараешься для детей, а потом в один прекрасный день оказывается, что ты им вовсе и не нужен.