Полярный круг

— Петропавловская крепость была заложена в мае тысяча семьсот третьего года по чертежу самого Петра Первого и первоначально называлась «Санкт-Петербургская крепость», — рассказывала Наташа. — А когда построили внутри крепостного вала вот этот собор, который поначалу был деревянным, в честь православных святых Петра и Павла, крепость стала называться Петропавловской.

Наташа и Кайо остановились перед собором. Ветер с Невы проходил над каменными стенами и поверху проникал в обширный крепостной двор, гоня по булыжному покрытию мокрые желтые листья.

— Петропавловская крепость — это начало Петербурга-Петрограда-Ленинграда, и день основания ее считается началом существования нашего города, — продолжала Наташа, — Конечно, слава у крепости мрачная. По существу, она никогда и не использовалась как военная крепость. Уже в тысяча семьсот девяностом году сюда был посажен Радищев, потом солдаты и офицеры Семеновского полка, в двадцать пятом году прошлого века — декабристы… Здесь сидели в разное время Писарев, Чернышевский, Фигнер, брат Ленина — Александр Ульянов.

Кайо с восхищением посмотрел на девушку и сказал:

— Можно подумать, что вы историк.

— Да какой, я историк, — засмущалась Наташа. — Просто интересуюсь местом, где живу. Вот он — мой дом. — Наташа повернулась, и Кайо увидел двухэтажный длинный каменный дом, обычный для старого Петербурга. Но не это поразило Кайо, а вывеска по фасаду, уместная, по мнению Кайо, в любом другом месте, только не здесь, — «Гастроном».

Наташа уверенно шагала вперед. Кайо едва поспевал за ней. Рядом со входом в магазин была дверь со свежими следами недавней краски, нанесенной, должно быть, на сырое дерево и поэтому быстро отвалившейся.

— Идите за мной, — сказала Наташа и спустилась на несколько ступенек вниз.

Дверь из коридора вела в большую кухню, где было неожиданно многолюдно и у большой, жарко натопленной плиты стояли пять женщин, каждая возле своей кастрюли.

Наташа со всеми поздоровалась и провела гостя в комнату, длинную и узкую, упиравшуюся в полукруглое окно с таким широким подоконником, что на нем мог улечься человек.

В комнате — простая железная кровать, застланная ярким лоскутным одеялом, шкаф с фанерными дверцами и стеклянным окошечком в верхней части, тумбочка и большая этажерка с книгами. Кроме того, у самого входа стоял небольшой стол, на котором аккуратно была сложена посуда.

— Вот и моя обитель, — весело произнесла Наташа. — Правда, похоже на келью?

— Никогда не был в келье, — ответил Кайо.

Наташа угостила Кайо чаем и рассказала о своей короткой жизни: родители погибли в блокаду, а жили здесь же недалеко, на Зверинской, у Зоопарка. Была в эвакуации. Как только узнала о прорыве блокады, всеми правдами и неправдами добралась до Ленинграда. Квартиру уже заняли, но с помощью исполкома дали вот эту комнату и устроили на работу на телефонный коммутатор крепости.

— Вам здесь нравится? — спросил Кайо. Он уже окончательно оправился от приступа.

— Мне — очень! — ответила Наташа. — Ведь я живу в самом настоящем центре Ленинграда. Мне здесь очень хорошо.

Кайо поглядел в окно. Стекло начиналось чуть ли не с самой земли, понизу было забрано железной решеткой. Видны были только ноги прохожих.

Кайо пил чай с вареньем. С каждым глотком в него вливалась какая-то умиротворенность. Ему было уютно, тепло и спокойно в этой длинной, наверное, сыроватой комнате бывшего каземата Петропавловской крепости рядом с удивительной по своей простоте девушкой. Удивительной тем, что она была естественна в разговоре и ничуть не пыталась играть или изображать из себя невесть что.

— Мне тоже хорошо здесь, — со вздохом произнес Кайо. Эти слова вырвались у него помимо воли.

— Приходите в гости, — просто сказала Наташа.

Кайо посмотрел на нее.

Наверно, с точки зрения строгой, классической красоты в облике Наташи не было ничего особенного, У нее были большие серые глаза, очень добрые, с небольшой синевой, словно ленинградское небо, проступающее сквозь обычные над этим городом облака. Лицо бледное, с тонкой кожей. А вся фигурка худенькая, тонкая.

Кайо по настоянию Наташи выпил вторую чашку чая, съел еще один бутерброд с колбасой. Он рассказал о себе: приехал с Чукотки, с самого дальнего края, с мыса Дежнева, где стоит древнее чукотское селение Улак.

— У вас тоже замечательное место, — сказала Наташа. — Я читала еще до войны, когда спасали челюскинцев…

Потом Наташа, провожая Кайо, провела его через большие, широко распахнутые ворота на пляж. Пляж был пустой, но Кайо растрогала живая полоска чистого берега, не задавленного камнем.

Он встал у самой воды и сказал:

— Как здесь хорошо.

— Я тут загораю, — отозвалась Наташа.

— Я видел, — кивнул Кайо.

— Меня видели? — удивилась Наташа.

— Может быть, и вы тогда были, — ответил Кайо. — Когда мне впервые показали голых людей на этом песчаном берегу, я сначала не понял, что они тут делают. У нас ведь на Чукотке не загорают, хотя это можно сделать очень просто и быстро.

— Как?