Полярный круг

Когда диагноз окончательно подтвердился, решено было, что Кайо покуда будет лечиться амбулаторно. Ему дали несколько рецептов, большое количество белых таблеток с устрашающе коротким названием «паск» и сделали пневмоторакс — накачали воздух в межплевральный промежуток. За короткий срок Кайо усвоил медицинскую терминологию и по отрывочным репликам врачей в туберкулезном диспансере легко мог понять, как протекает болезнь.

В этом диспансере, располагавшемся в уютном особняке на площади Льва Толстого, на пересечении Большого проспекта Петроградской стороны и Кировского проспекта, царила удивительная атмосфера. Люди выглядели странно здоровыми, на многих лицах даже горел румянец. Очень редко можно было встретить человека, согнутого болезнью, кашляющего. Здесь кашляли тихо, деликатно, тщательно прикрывая рот и сплевывая в специальную бутылочку темного стекла с плотно завинчивающейся крышкой, похожую на старый проткоочгын.

…Кайо шел на площадь Льва Толстого, зная, что на месте этого особняка-диспансера теперь стоит Дом мод, современное здание из стекла и бетона, и станция метро «Петроградская». Даже скверик куда-то исчез, поглощенный огромным зданием. Когда глазу не за что зацепиться, то и воспоминания тускнеют. Поэтому Кайо поспешил отсюда к парку возле Зоосада.

Вот здесь он шел понурив голову, а потом сел на скамейку, покрытую выщербившейся зеленой краской. Дело клонилось к вечеру, к такому редкому осеннему ленинградскому вечеру, когда воздух удивительно прозрачен и желтые листья, если смотреть снизу, кажутся напечатанными на голубом поле бледного неба. Городской шум удалялся, отгороженный деревьями — стражами тишины, оставляя в покое человека, и ворчал издали.

На душе было смутно и горько. Туберкулез… Кайо знал об этой болезни, перешедшей к его сородичам из прошлого и не отпускавшей свои жертвы долгие годы. Коварство болезни было в том, что она подкрадывается незаметно и человек часто долго не подозревает, что болен. Так было и с Кайо. Поначалу он думал, что просто не может привыкнуть к ленинградскому климату и от этого у него постоянное недомогание, слабость, а по ночам липкий пот покрывает тело.

Уже два года Кайо был студентом университета. Недомогание и слабость он относил за счет усиленных занятий и рассчитывал за лето поправиться в студенческом доме отдыха на Карельском перешейке.

Но прошло лето, а слабость не проходила. Кайо стал сильно кашлять, и порой ему трудно было остановиться, особенно по ночам. Тогда он одевался и выходил на улицу. Васильевский остров спал. В подворотнях дремали дворники, кое-где маячили милиционеры и подозрительно смотрели на закутанного в серое пальто юношу, то и дело останавливающегося, чтобы прокашляться. По Восьмой линии Кайо выходил на берег Невы, усаживался на гранитную скамейку под сфинксами и наблюдал за жизнью реки. Под утро разводили мост Лейтенанта Шмидта, а затем и Дворцовый. Большие корабли проходили по реке. Они перекликались гудками, слышны были команды капитанов, шум машин, громко плескалась вода.

Иногда Кайо переходил на другой берег Невы, к Медному всаднику, шел по Сенатской площади, воображая, как тут стояли декабристы. По Дворцовому мосту возвращался на Университетскую набережную. А в мечтах видел себя ученым-историком, изучающим происхождение народа — откуда и зачем он пришел на холодную землю, почему выбрал именно то место для своего обитания? Одолеть бы проклятую слабость, снова стать здоровым, сильным и с головой окунуться в книги — читать, читать, впитывать в себя знания, потом окончить университет и вернуться домой руководителем какой-нибудь научной экспедиции.

Каждый год студентов-северян тщательно осматривали врачи: ведь тогда не все выдерживали непривычную жизнь в городе, так резко отличавшуюся от жизни в тундре и тайге.

С замиранием сердца пошел Кайо на медосмотр. На вопрос, как он себя чувствует, ответил — нормально, жалоб нет. Но когда врач приложил к его груди еще теплый от предыдущего студента сосочек фонендоскопа, Кайо почувствовал озноб. Врач долго слушал, а Кайо старался дышать ровно, спокойно, собрав всю свою волю. Но, видно, эти резиновые ушки действительно обладали способностью прослушивать все ненормальное и подозрительное в легких человека. Доктор дал направление на рентген и сказал: «Пусть обязательно сделают снимок». А потом подумал и добавил: «Нет, я лучше пойду с вами».

Сначала Кайо показалась непроницаемой темень рентгеновского кабинета, но довольно скоро глаза привыкли, и он заметил врача, сидящего у мерцающего экрана, маленькую кушетку, покрытую клеенкой.

Кайо велели встать за железный экран. Рентгенолог надел огромные резиновые перчатки и прижал доской грудь. Потом чуть отъехал. Напрягая слух, Кайо ловил каждое слово, но медицинских знаний у него явно было недостаточно, чтобы связать в целое отдельные слова — верхушки, левая доля, затемнения, каверна, инфильтрация… Только с каждым словом он понимал, что дело его плохо.