Полярный круг

И работа закипела. В той части Чукотки, где расположен Улак, деревья не растут. Пришлось снаряжать вельботы и байдары в те места, куда течениями сибирских рек выносились бревна. Такими плавниковыми столбами украсился Улак к двадцать третьей Октябрьской годовщине. Поставили ветродвигатель, и Тэнмав пошел по ярангам вешать лампочки. Провели электричество, разумеется, и в школу, и в интернат, где жил Кайо. Кроме того, в землю уложили кабель-жилу, похожую на толстую моржовую кишку. Пока шла вся эта работа, Кайо смекал, что вот по этой толстой кишке и полезет удивительный ток, который потом потечет к каждой лампочке уже по белой тонкой кишке с матерчатым верхом.

Трудно описать радость, когда зажглись первые электрические лампочки в ярангах. То, что они горели на полярной станции, это одно, но в яранге! Горели лампочки и на столбах, в школьных классах, в интернате. Конечно, это был желтый, мерцающий, порой совсем угасающий свет, но в Улаке попросту не замечали таких мелочей, радуясь тому, что чудо пришло.

Наверное, этот желтоватый, словно задыхающийся от долгого пути свет сделал больше, чем долгие речи. К такому свету стали уже понемногу привыкать, и даже собаки не так громко лаяли, когда на столбах вспыхивали лампочки. Ветродвигатель особенно усердно работал в ветреные дни, и в пургу со стороны селение выглядело красиво и странно для этих мест. Мотались лампочки, тени от летящего снега сновали по крышам яранг.

Глядя на мерцающую в такт порывам ветра раскаленною металлическую нить внутри стеклянной колбы, Кайо как бы видел струящийся по проводам удивительный ток, представлявшийся потоком ослепительно белого вещества. Его пугала и привлекала мысль: а что, если разрезать провод — растечется ли свет по комнате? А вдруг заполнит ее и выльется через открытую дверь, потечет по улицам, по уклону покатится к лагуне и, может быть, так и дойдет до Кэнискуна, до Инчоуна или по долине реки достигнет и родного тундрового стойбища?

Эта мысль казалась Кайо такой же кощунственной, как если бы он подумал о том, чтобы разрезать человеку кровеносный сосуд. И только это удерживало мальчика от того, чтобы рассечь белый, слегка скрученный провод. Но ведь был человек, Кайо о нем читал где-то, который, несмотря на запреты совести и священный ужас, разрезал человека и заглянул в его нутро. И Кайо решился.

Вечерами бывало так, что в классах никого не оставалось. Свет горел везде, и в вечернюю снежную темень светили окна школы и интерната.

Кайо пробрался в один из классов, вооружившись хорошо отточенным ножом, привезенным из тундры. Правда, учителя не разрешали его носить на поясе, но он оставался при Кайо и лежал в тумбочке вместе с остальными немудреными пожитками.

Сердце так громко стучало, что Кайо казалось — его слышно всей школе, во всем интернате, и стук разносится по всему селению. Хорошо, что в этот вечер бушевала снежная буря — в такую погоду звуки глохнут и не разносятся далеко.

Кайо посмотрел на лампочки. В классе их было две. Они горели, тревожно пульсируя, словно в них был не ток, а живая кровь.

Для того чтобы добраться до белого шнура, надо было подставить табуретку и влезть на нее. Так Кайо и сделал. Прислушался. Кроме воя ветра за окнами, ничего не было слышно. Словно во всем большом доме-интернате никого не было. Эта мысль испугала Кайо — а если произойдет что-нибудь необычайное? Но Кайо хорошо знал, что в небольших двух комнатах, примыкавших к большой кухне, живут директор и его мать.

Кайо поднес нож к белому шнуру и решительно вонзил хорошо заточенное лезвие. Он знал строение электрического шнура, был готов, что усилию будет сопротивляться и сам матерчатый, туго скрученный шнур, и множество медных проводов, которыми были начинены резиновые кишочки, почти не оставляя места для той живительной силы, которая должна была рождать свет.

И тут Кайо почувствовал удар необычайной силы, и перед его глазами вспыхнуло голубое пламя. Теряя сознание, Кайо услышал слова, которые произнес учитель физики: «Короткое замыкание!»

— Да-а, — протянул Андрей Петрович. — Представляю, какое было ощущение у вас.

— После этого я навсегда сохранил почтение не только к электрическому свету, но ко всему, что связано с электричеством, — с улыбкой сказал Кайо. — Теперь вы понимаете, что я чувствую, посетив ваш завод и увидев эти огромные машины.

— Давайте-ка доедать наш обед, — словно очнувшись, торопливо сказал Петр Тимофеевич. — Скоро в цех.

Столовая уже почти опустела.

До проходной Кайо провожали Андрей Петрович и Петр Тимофеевич. Чуть поотстав, Андрей Петрович сказал товарищу:

— Как рассказал гость про электричество-то, а?

Глядя вслед гостю с Чукотки, он мысленно представлял дальний край в сиянии электрических огней, отражающихся в гранях ледяных торосов.

15

Кайо чувствовал, что не двинется из Ленинграда, не сделав попытки увидеться со своим прошлым, и в один из дней снова очутился в знакомом парке на Петроградской стороне.

Солнечные лучи ярко светили в желтой листве, напоминая о той осени.