Полибий и его герои

Таким образом, Полибий, во-первых, пользуется текстом самих Зенона и Антисфена как источником и восстанавливает истину, затуманенную обоими патриотами. Во-вторых, находит источники, опровергающие их мнение. Подобным образом действует он и в остальных случаях. Так как Полибий обладал почти математической логикой, острым умом и не менее острым языком, то забавно наблюдать, как легко он сбивает с ног своих противников. Часто он бывает насмешлив, даже весьма насмешлив. Но всегда вежлив и корректен. Его возмущают грубые ругательства, с которыми Тимей набрасывается на своих коллег. Он, например, разошелся с Аристотелем в вопросе об основании Локр и осыпал философа всевозможными оскорблениями. Это презренный софист, говорит он, «только что закрывший лавочку с аптекарскими снадобьями, втиравшийся во дворы и палатки военачальников, лакомка, обжора, всегда и везде думавший о своем брюхе». Такие слова, с отвращением замечает Полибий, нельзя было бы терпеть даже из уст какого-нибудь отъявленного пройдохи, промышляющего лжесвидетельством в суде. Для историка же такие выражения совершенно недопустимы. «Предположим, сообщение Тимея более правдоподобно. Следует ли отсюда, что другой писатель, менее заслуживающий веры своим рассказом, должен подвергнуться всевозможным оскорблениям и хулам, чуть не смертной казни?» (XII, 7, 5, 6–8

).

Насколько внимательно изучал Полибий труды других историков, хорошо видно из одного его экскурса. Он говорит о Каллисфене, знаменитом ученом, сопровождавшем Александра и оставившем записки о его походах. Полибий замечает, что сведения его о битвах весьма ненадежны. Но чтобы читатель не подумал, что скептицизм его не имеет основания, он разбирает описание знаменитой битвы при Иссе, свидетелем которой был Каллисфен. Историк подробно описывает равнину и необозримые полчища Дария, а потом расположение войск. Полибий тут же замечает, что, если равнина была такова, как говорит Каллисфен, а войска столько, сколько он называет, армия Дария просто не могла разместиться на равнине. Он вычисляет, какую площадь должен занимать один пехотинец и какую всадник. Потом просит читателя прикинуть, было ли место для всех них на равнине (XII, 17–18

). Значит, он с карандашом в руке проверял описание всех битв!

В другой раз он говорит об историке Эфоре. Он неплохо разбирался в морских битвах. «Поэтому если со вниманием прочитать его описания морских сражений… то придешь в изумление от дарования и опытности писателя и вынесешь много полезных сведений». Зато в сухопутных битвах он не понимал ничего. Сражение при Мантинеи было сложно и запутанно, и Эфор совершенно в нем не разобрался. «Всякий может убедиться в этом, если точно представит тамошнюю местность и измерит описываемые Эфором движения войск

» (XII, 25f

).

Но так внимателен и точен Полибий вовсе не в одних описаниях битв. Он разбирает сообщение Филарха о Клеоменовой войне. По словам Филарха, спартанский царь, взяв Мегалополь, захватил там 6 тыс. талантов. Вскоре он получил письмо из Египта: Птолемей отказывал ему в денежной помощи. У Клеомена не было даже чем платить воинам. Он оказался в критическом положении. Начнем с того, говорит Полибий, что не только в Мегалополе, но и во всем Пелопоннесе не нашлось бы 6 тыс. талантов. Когда в пору своего могущества афиняне подвергли оценке всю свою землю, все дома и имущество, то получили 5750 талантов. Что же говорить об обедневшем и разоренном Пелопоннесе! По уверению самого Филарха, Мантинея была одним из самых богатых городов Пелопоннеса. Ахейцы, взяв ее, полностью разграбили, а население поголовно продали. И выручили только 300 талантов. А жители Мегалополя в большинстве своем бежали. Филарху стыдно писать подобные вещи. Ведь историк должен был бы в первую очередь знать состояние и богатство государств. Но «еще изумительнее дальнейший рассказ Филарха». По его словам, страшный удар нанес Клеомену отказ Птолемея снабдить его деньгами. Но позвольте! А 6 тыс. талантов?! Если они были у Клеомена, не нужен был ему никакой Птолемей. Щедростью он мог превзойти самого Птолемея. «Утверждать с одной стороны, что все надежды Клеомена покоились на Птолемее и его поддержке, а с другой тут же уверять, что в руках его была такая огромная сумма, признак непростительной непродуманности и небрежности» (II, 62–63).