Полигон

В конце июня 1941 Минск, где двенадцатилетний Яша жил с родителями, был захвачен немцами. Еврейскому населению было приказано зарегистрироваться и надеть жёлтые нашивки на грудь и спину. Они были обязаны переехать в гетто и не появляться на центральных улицах. Им запретили даже здороваться с не евреями.

Осенью в гетто стали распространяться инфекции, а вслед за ними – чесотка и педикулёз. Люди умирали от голода и болезней ежедневно. Всё это время бывшая няня Яши, Мария, ежедневно тайком пробиралась в гетто и приносила еду. Однажды увидевший Марию немецкий офицер спросил:

– Ты еврейка?

– Да, – ответила Мария.

Тут Маша остановила свой рассказ и посмотрела на мужа:

- Представляешь?! Простая русская женщина, – она глянула на листок, – Мария Петровна Харецкая, заявляет фашисту, что она еврейка. Это тебе не талдычить «Я русский!». Притом совершенно безопасно…

- Матильда, – поморщился Фёдор, – можно без этой твоей лапши хоть сейчас обойтись?

- Можно, – согласилась Маша, внимательно глядя на мужа, и продолжила.

Офицер проверил документы няни и выгнал её из гетто.

Через знакомых удалось изготовить фальшивое свидетельство о рождении и вписать Яшу в паспорт няни. Так он стал Яковом Харецким, родившимся в городе Чаусы Могилёвской области.

Мать провожала Яшу, осознавая, что вряд ли когда-нибудь увидит его:

– Если выживешь, поезжай в Москву и найди там друга отца, профессора Этингера, – сказала она ему. – Прощай и не поминай лихом.

Мальчику удалось пробраться в Москву и найти знаменитого профессора медицины. Этингеры очень тепло встретили юного Яшу, поселили у себя вместе с Марией Петровной, которая всё это время оставалась с Яковом. А в 1947 году, когда стало ясно, что родители погибли, Яков Этингер усыновил его. В семье стало два Якова Этингера.

Этингер-старший был беспартийным, свободомыслящим и довольно несдержанным на язык, особенно по меркам того времени. Он не боялся высказывать своё мнение, слушал «вражеские голоса» и пересказывал знакомым содержание радиопередач. Дома горячо обсуждались международное положение, внутренняя жизнь страны и особенно еврейский вопрос – рост антисемитизма в СССР.

В 1950 молодого студента МГУ Якова арестовали прямо на улице и по стандартному обвинению в антисоветской пропаганде заключили в Лефортово. Через полгода жестоких допросов вынесли приговор: 10 лет лагерей особого режима.

Якова повезли по этапу в «столыпинском» вагоне на Колыму. Но не успел он в августе 1951-го прибыть в Береговой исправительно-трудовой лагерь, как было получено указание этапировать его обратно – на доследование.