Читаем Полигон полностью

- Да ничего особенного, – небрежно ответила Сабина, – познакомились в университетской библиотеке. Твой отец шёл между рядами и все не мог оторваться от новой книги. По пути он своротил стол, с которого слетели мои книги и конспект, стал извиняться, нагнулся собирать, сломал мой стул, но меня подхватил довольно ловко… – вспоминая, она задумчиво добавила, – потом полгода таскался за мной с цветами… В общем, всё как у всех.


Октябрь 2017

Лёгкий поворот головы

Аэростат жизни Фёдора Ивановича постепенно начал терять высоту. Чтобы замедлить падение, Фёдор, как опытный аэронавт, стал скидывать балласт.

Первой жертвой явилась простата.

Проблемы с ней начались после шестидесяти. О методике её контроля он узнал случайно от старшего товарища, своего бывшего руководителя Якова Лазаревича.

Они гуляли зимним вечером на Вернадского в парке, когда Фёдор очередной раз проведывал старика.

- Федя, а ты ПСА проверяешь? – Яков поддел пушистый снег на дорожке.

- Что такое ПСА, Яков Лазаревич?

- Это онкомаркер, контролирует состояние предстательной железы. Неужели Маша тебя ещё не заставила сдать анализы?

- Чего мне анализы сдавать, у меня проблем нет, – беспечно заявил Фёдор.

- Проблемы есть у всех, в твоём возрасте исключения бывают только по счастливой случайности. На дворе давно новое тысячелетие, – Яков ткнул тростью в направление яркой вывески «2005» на бывшем Дворце пионеров, – а ты такой тёмный. Маша - отличный врач, простой анализ крови она тебе давно обязана сделать.

Дома Фёдор не сразу вспомнил. А когда вспомнил и спросил у жены, та мгновенно завелась:

- Конечно! Как же я, дура, сама не сообразила? Спасибо Якову! А ты ещё сомневаешься? Завтра же приедешь ко мне! Думать он будет… Небось, Васька бы заикнулся, сразу бы прибежал. А Якову Лазаревичу мы не доверяем.

- Причём тут это? – опешил Фёдор.

- Притом! – Мария уже села на привычного конька.

* * *

Мария Петровна, в девичестве Петрова, была женщиной крупной, красивой и энергичной. Они познакомились, когда Фёдор уже работал в Институте мировой экономики и международных отношений АН. Фёдору было за тридцать пять, а Маша только окончила Первый медицинский и начала работать.

Фёдор всё свободное от работы время посвящал больному отцу, с которым с шести лет остался после смерти матери. Они встретились на приёме у высокой рыжеволосой, строгой докторицы, которая усадила больного и тут же выгнала Фёдора в коридор:

- А вы чего тут топчитесь? Весь кабинет заняли. - Она посмотрела сначала на его огромные кисти в веснушках, потом на почти двухметровую, мощную фигуру, потом на смуглое лицо с чёрной волнистой причёской и синими глазами.

Голова Фёдора была мамина, всё остальное досталось от отца. Вместе с Машей они сразу и безоговорочно составили пару на загляденье и жили счастливо.

Она выросла среди потомственных московских врачей, была всесторонне развита и за словом в карман не лезла. Явного лидера в их семье не было, хотя Фёдор в большинстве случаев предпочитал с женой не спорить и при разногласиях соглашаться.

Мать свою, болезненную, тихую женщину он помнил плохо. Перед смертью она произнесла загадочные слова:

- Когда исполнится тебе пятнадцать, попроси отца рассказать историю нашего знакомства.

Он стал приставать к отцу с вопросами задолго до пятнадцати. Они жили вдвоём, были очень близки, и постепенно в детской голове Фёдора отпечаталось кое-что из удивительной истории, которую надлежало хранить в тайне.

Отец перед войной работал вольнонаёмным водителем в северном лагере. В зоне он встретил заключённую с крайней степенью истощения и тайно, с большим риском вывез её в апреле 1941. Им удалось удачно скрыться, он женился, и мать в суматохе начала войны получила не только новую фамилию, но и поддельное имя. Федя родился в 1942 в Москве, где с матерью они проживали в отцовой коммуналке, пока тот был на фронте.

Федя, как и просил отец, держал язык на замке и впервые доверился только Маше, когда отца уже не стало.

- А как её раньше звали? Откуда она? – спросила поражённая Маша.

- Не знаю, – виноватым шёпотом ответил Фёдор, – вроде бы, из Ленинграда…

- Балда ты, Федя! Про родную мать ничего не знаешь. Чего же ты не спросил, когда взрослым стал?

- Я спрашивал! Отец боялся за меня очень. Время, знаешь, какое было? Опасался, что проболтаюсь. Потом, при Хрущеве, он меня в спецшколу устроил с языками, потом в МГУ поступил, потом на работу в Институт наш приняли. Знаешь, какие анкеты везде? Отец однажды так и сказал мне, если, мол, будешь всё знать, в анкетах обязательно напортачишь, позже расскажу. Он ведь сам у меня не очень грамотный, моими успехами дорожил, гордился. Всю жизнь на меня положил, горбатился на нескольких работах. Так и не женился второй раз… Сам-то он совершенно бесстрашным был, а за меня все время переживал.

- Ну а после? Когда ты уже старшим научным сотрудником стал?

- Что после, Маша? Потом пошли командировки, опять эти анкеты. Тебе легко рассуждать, всё у тебя с происхождением ясно… С нашей свадьбы я настаивать серьёзно стал, и он пообещал. Но не успел.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза