Политическая и военная жизнь Наполеона

Сент-Джеймский кабинет основывал свое несправедливое нападение на сведениях, которые он имел о тайных условиях Тильзитского договора, в которых действительно упоминалось о закрытии гаваней Дании и вытеснении англичан из твердой земли. Флот из 29 кораблей, 12 фрегатов и 500 транспортных судов отплыл 27 июля, вступил 4 августа частью в Зунд, а частью в Бельт, и высадил на берег 32 000 войска, с включением ганноверцев, которые были перед тем высажены в Стральзунде, и призваны потом назад. Лорд Карткарт предводительствовал этой экспедицией. Под ним начальствовал сэр Артур Уэлсли, сделавшийся впоследствии столь известным под именем лорда Веллингтона. Победитель Синдхия и Мараттов был вызван из Индии законами своего государства, и в первый раз явился на твердой земле Европы. Многочисленная артиллерия и отборные войска обеспечивали успех предприятия. Сэр Джексон был отправлен к Христиану VII с предложением вступить в тесный союз с Англией и с требованием вручить ей свой флот, который останется задержанным в английских гаванях, в залог его искренности. Это было повторение позорных требований, сделанных ими туркам, но поддержанное на этот раз более могущественными средствами. Король, наследный принц (Фредерик VI) и два Бернсторфа(1) по чувству своего достоинства не могли согласиться на предложения, отвергнутые даже турками с негодованием. Если бы англичане объявили Дании условия Тильзитские, и предложили ей присоединиться к ним для защиты её владений, объявляя ей войну в случае отказа, то поступок этот был бы естественным, но предписывать ей исполнение подобных требований было слишком нагло. К тому же они имели только одни подозрения о том, что происходило в Тильзите, и, основываясь на неверных слухах, решились напасть на державу, которая готовилась на Траве действовать против нас.

Датское правительство, захваченное врасплох, явило себя не менее благородным, как и в 1801 году. Наследный принц, находившийся в Гольштинии, полетел к Копенгагену мимо английских крейсеров, уговорил короля удалиться в Глюкштатд на твердую землю, поручил оборону Зеландии генералу Пейману(2), приказал набирать милицию в этой области для помощи столице, и возвратился потом в гольштинскую армию, чтобы ускорить её прибытие. Пока шли переговоры и англичане строили и вооружали свои береговые батареи, милиция собралась в числе 10 000 человек и приближалась к Киогге; но, захваченная здесь 29 августа 12 000 англо-ганноверцев, была разбита и рассеяна.

Усилия переговорщика и английских генералов оставались тщетными до 2-го сентября; и потому они объявили, что начнут бомбардировать город. Генерал Пейман командовал только небольшим числом линейных войск; но милиция Копенгагена, составленная из граждан города, взялась за оружие с таким же восторгом, как и в 1801 году. Со всем тем преданность жителей ничего не могла сделать против артиллерии, громившей столицу и с флота, и с прибрежных батарей: вскоре этот прекрасный город был обхвачен пламенем; в продолжении трех дней шестьсот домов сделались жертвой огня; оставалось одно средство спасти столицу от совершенного разрушения: сдаться на капитуляцию. В это время наследный принц собирал со всевозможной поспешностью войска, расположенные в Гольштинии, и вел их к берегам Фионии. Тщетная надежда — переправиться через Бельты было невозможно; столица пала, и англичане увели датский флот, состоявший из 18 кораблей и из 20 с лишком фрегатов и бригов. Недовольные разграблением всех морских арсеналов, они разорили корабельные верфи и все орудия и машины, нужные для работ; и потом возвратились к Темзе с этими бесчестными, но важными трофеями.

Ожесточение датчан простиралось до такой степени, что наследный принц послал Пейману приказание сжечь всю эскадру, но не отдавать ее англичанам. Офицер, везший это предписание, был захвачен неприятелем, стараясь пробраться в Копенгаген. Не унывая в несчастье, король Датский удалился в свой Рендсбургский дворец, и, поклявшись вести войну с Англией до последней крайности, запер им свои гавани, приказал прекратить с ними все сношения и захватить все лица и имущества британские в его королевстве. Этот почтенный государь не видел более своей столицы; он окончил дни свои в Рендсбурге, несколько месяцев спустя после этого происшествия, которое ускорило его кончину. Если государственная выгода может оправдать подобное нападение, и если Лондонский кабинет мог найти помилование в глазах Европы, то справедливо было бы, по крайней мере, судить о моих делах с большим снисхождением; все они были извинительнее этого, и не менее выгодны для моей империи.