ПоЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя

«И только так! И жалеть глупо. Я заигрался. Прощай Вера…».

***

После ритуального прощания с жизнью, страх отступил, сменился обреченным желанием.

В распаленном мозгу калейдоскопом проносились картинки двухлетнего вожделения к этой испуганной девчонке, которая сейчас в ужасе таращилась на меня.

Проносились ее многочисленные юбочки, кофточки, платьица, которые примагничивали глаза; ее насмешливый тон и пренебрежительные взгляды в мою сторону; ее обидное слово «кАзел», которым я, в сущности, и был.

Проносились эмоции моей бессмысленной ревности, когда Настенька запрыгивала в джип Генерального, мои порнографические фантазии на этот счет. А теперь…

***

Я прошел к дверям туалета, обходя замершую возле них девушку. Плотно закрыл.

Обернулся к Настеньке, кивнул, чтобы та заходила в ближайшую кабинку.

Девушка отрицающе замотала головкой, но затем, словно сомнамбула, шагнула за приоткрытые картонные двери, уселась на крышку унитаза.

Я зашел следом, щелкнул задвижкой.

Повернулся к Настеньке.

Та в ужасе подняла на меня недоуменные глаза, захлопала ресничками, не зная (или зная?) что будет дальше.

***

Сидя на унитазе, Настенька колебалась, беспокойно теребила подол платьица, натягивала его на коленки, молящее смотрела на меня, опять хотела что-то сказать.

Затем безысходно протянула тонкие руки к моему поясу, привычно расстегнула. Так же умело, высвободила страдальца, который до боли разбух в тесных джинсах.

Высвободила, охватила маленькой ладошкой. Потянулась губами, легонечко чмокнула, будто знакомясь.

Не отрывая глаз, я смотрел на фантастическую живую картинку, сошедшую с разноцветного стыдного сайта, и до конца не мог поверить, что ЭТО происходит наяву. СО МНОЙ! Что офисная принцесса, подружка Генерального, всеобщая любимица, у которой трусики стоят больше моей зарплаты, сидит на грязной крышке, чмокает, облизывает, преданно смотрит в глаза.

***

Я представил, какой она была в школе – года два назад, не больше.

Представил, как ее все любили, потому что маленьких и хрупких любят. Их невозможно обидеть, и хочется баюкать.

Я представил, как мальчики-красавчики сохли за нею и мечтали сорвать поцелуй с невинных уст.

«Я учил таких девчонок не один год, насмотрелся на школьные романы и первую любовь. Я сам такими миловался, потому что не миловаться ими нельзя, если не гей, и не больной».

***

Вдруг мне стало стыдно! Невыносимо стыдно перед бывшей школьницей Настей, и перед ее сверстницей – Верой, которой я, в эту самую минуту, изменял.

«Измена моя – вовсе не измена, – тут же утешил себя. — Это месть за несбывшееся…

У меня никогда ТАКОГО не будет с Верой, потому что не будет никогда».

***

Скрипнула входная дверь туалета!

Кто-то стремительно ворвался в соседнюю кабинку. Завозился, пукнул, облегченно зажурчал. По-мужски. Женщины писают иначе.

Настенька испуганно замерла, подняла на меня глаза, будто спросила: что дальше? Я равнодушно кивнул – продолжай.

Я хотел, чтобы за тонкой перегородкой был шеф, но знал, что это не шеф, поскольку небожители в общий туалет не спускаются.

Настенька заелозила головкой, стараясь не чмокать, а я думал, как доиграть эту фантасмагорию, сладкий и страшный сон, который я вызвал, будто джина из бутылки.

Мне представилось, что облегчавшийся сосед нас рассекретит, и – конечно же! – разнесет по офису.

«И тогда НИЧЕГО доигрывать не придется: меня поволокут в кабинет шефа. А вечером утопят в Днепре. Или раньше придушат, расчленят и выбросят в мусор

».

Сосед оказался нелюбознательным. Возможно, и вправду, ничего не слышал.

***

Сладкая мука продолжилась. Неутомимые девичьи уста входили во вкус, все глубже глотая змею. Зато мое первобытное желание схлынуло.

Опять захотелось убежать, раствориться в спасительном сумраке надвечерненего города, но неудобно было перед дамой, которой, по наивности, хотел доставить хоть какое-то удовольствие. В женское удовольствие от минета я не верил.

Я остановил беспокойную Настенькину головку. Подхватил легонькое тельце под мышки, развернул, поставил коленками на крышку унитаза, тыкнул головой в сливной бачок.

Настенька все понимала, потому не противилась: прогнула спинку, выставила попку, раздвинула шире ноги, балансируя на скользкой крышке. Даже подол сама задрала.

Растроганный пониманием, я хлопнул ее по попке, легонечко отодвинул тонкую коралловую полоску с промежности.

Настина тайна была гладко выбрита.

«Эпилирована – если по-модному».