Полкоролевства

— «Если же не найдут меня, ищите в другом месте»[36]. Евреев это не так уж тревожит. Ведь вы еврейка.

— Конечно, — говорит доктор. — Разве вы умерли?

— Утонул на пляже в Гленшоре. Если вы еврейка, почему у вас на голове эта штука? Извините, что спрашиваю.

— Эта штука называется хиджаб, — говорит Мириам не без раздражения. — Почему он пугает людей? Моя бубе[37] носила красиво причесанный шейтл[38]. Она стала врачом, когда это еще было внове, и была франтиха. Моя любимая тетя Беренис преподает философию. Она носит прическу на манер шейтла с челкой и заколкой, но вряд ли отдает себе в этом отчет. Что мы только не творим со своими волосами! Женщины иногда их покрывают, а мужчины? Одни надевают шляпу, входя в дом своего Бога, а другие снимают. Ох уж эти шляпы! — доктор на минуту умолкает. — По воскресеньям я гуляла с дедушкой Абнером и по его шляпе судила о том, насколько важны встречные, особенно дамы. Дедушка то касался полей шляпы, то зажимал их между большим и указательным пальцами, как если бы собирался ее снять, то слегка приподнимал шляпу, а то и снимал этаким широким плавным движением. А мой дядя Шимон — его мы с моей младшей сестренкой не могли себе представить без ермолки даже в постели. А я ношу хиджаб, как и мои свекровь и золовка. Мужу нравится.

— Разве он вас не стесняет?

— Не больше, чем белый халат врача. Или вас ваши штаны. Ничто не облегает тело так плотно, как кожа. Почему вы решили, что умерли? Медицинская карта утверждает, что вы живы. Больше того: мы удивлены, мы просто озадачены тем, как быстро вы поправляетесь.

— Мертвый или живой, — говорит Самсон, — какая разница? Кто мог подумать, что и на небесах будут потолок, и пол, и стены, и кровать, и телевизор, и даже Деб и Ширли с их вечными спорами?

— Мистер Горвиц, но если разницы нет, то почему вы думаете, что умерли?

— Старый фокус! Он не работает, — говорит Самсон. — Ущипните себя. Если не почувствуете, значит, вы спите, а если больно, то бодрствуете, так? А если вы, мертвый, ущипнете себя и почувствуете боль, какую чувствует живой, то это, — заключает Самсон тоном, не предполагающим сомнений, — надувательство.

— Что вы называете надувательством?

— Быть мертвым.

На пути к шабатнему лифту доктор Хаддад минует открытую дверь палаты 811 и с удивлением останавливается: на двух кроватях, на самом их краешке, сидят сестры Горвиц. Она видит их в профиль, они смотрят друг на друга, губы обеих шевелятся.

Дебора и Ширли погружены в беседу, напоминающую нескончаемое па-де-де, при этом Дебора знает наперед, какое па сделает Ширли в ответ на последнее па, которое сделала Дебора, уже предвидя свой ответ на последующий ответ Ширли. Каждая уверена, что ее следующее высказывание станет настолько свежей формулировкой самоочевидной истины, что непременно обнажит ошибочность допущений противной стороны и тем самым раз и навсегда положит конец этому танцу.

Доктор Хаддад возвращается на сестринский пост.

— Эти женщины в восемьсот одиннадцатом, что с ними? — спрашивает она.

— Свихнулись, — отвечает сестра.

Бесконечный бубнеж сфер

Одна из горгулий, которых увидела Хоуп в субботнем лифте, — Фрэнсис Райнлендер. Обработав порезы и ссадины на его лице, молодой доктор с роскошной шевелюрой отправил Райнлендера в отдел выписки, третья дверь направо от окна сестры приемного покоя, но — и вот те на — он опять здесь. Филлис послала Эла Лессера обновить результаты первого опроса пациента. Эл видит, с ним что-то случилось. Высоченный старик согнулся, растерянно улыбается. Фрэнсис сидит на краешке кровати, втянув голову в плечи. Подбородком указывает на висящий на стене телевизор, на экране которого великолепный экземпляр молодого самца продает новейшее достижение технологии, недоступное более нигде, всего за 19 долларов 95 центов плюс доставка, четыре удобных способа платежа вы видите на экране.

Старик не переставая трясет головой.

— Это просто старая реклама, — говорит Эл.

— Я знаю, но вы только послушайте, — говорит Райнлендер.

Эл и его пациент смотрят на демонстрируемый самцом образец устройства «Не повторяйтесь» — налобной повязки со встроенным нано-компьютером, который анализирует движения глазных и лицевых мышц человека, сидящего напротив, и посылает вам сигнал: «Я уже слышал от вас эту историю», прежде чем вы начнете рассказывать ее снова.

— Где ваш пульт? Это можно просто выключить, — говорит Эл.

— Послушайте!

Самец обещает вернуть деньги без всяких вопросов, если вы не вполне удовлетворены товаром.

— Музыка, — говорит старик, — все время музыка.

И тут Эл слышит музыку, настолько знакомую, что на нее не сразу обращаешь внимание, она звучит непрерывно, неприметно, монотонно.

— Зачем? — отчаянно вопрошает Райнлендер.

— Ну, думаю, просто здесь нужна музыка.

— Но зачем?

— Э-э-э… как бы это сказать, даже не знаю. Без нее было бы как-то пусто, разве нет?