По округе много супостатов разбежалось. В том числе и с винтовками. Вот и постреливали они изредка. Шальные пули летали непрерывно. А иной раз и весьма прицельные. Немцы старались хотя бы напоследок ударить в цель. Хоть как-нибудь. Вот нашего героя и зацепило. Навылет. В предплечье. Причем под таким ракурсом, что могло и в левую часть груди залететь. Вовремя обернулся, привлеченный криками птиц. Два ворона что-то делили, прыгая возле трупа солдата. Водителя. Точнее даже не трупа, а головы, оторванной взрывом. Видимо каждый из них хотел добраться до глаз, но сам и до обоих, не желая делиться.
В любом случае – причина такого поведения была не важна. Для Максима. Который осел за бронеавтомобиль, зажимая руку, и лихорадочно пытался сообразить, откуда стреляли. Но второго выстрела не было. И эта нервозность, лихорадочность переключилась на птиц. Опять птиц. Опять воронов. Ведь если бы он не повернулся на их крик, то пуля могла бы пробить ему грудь и, вероятно, убить. Совпадение? Снова?
Он встряхнул головой, отгоняя бредовые мысли. И услышал крики о том, что нужен медик. Что командир ранен.
Плохая тема.
Чтобы не вызывать скисание личного состава Максим, преодолев слабость и боль поднялся и выпрямился в полный рост. Окинул мутным взглядом округу. Рядом о броню щелкнула пуля. Видимо тот, кто стрелял по нему, никуда не делся.
– Ориентир – поваленное дерево на опушке, – холодно произнес Меншиков.
– Есть, – козырнул стоящий рядом пригнувшись адъютант. И короткими перебежками бросился к связисту. Он был недалеко. Минуту спустя приказ уже передали на буксируемую 37-мм Pom-Pom, что стояло недалеко и так дала короткую очередь по данному ориентиру. Откуда разошедшийся стрелок сделал еще два выстрела.
Максим стоял в полный рост и наблюдал за полем боя. Спокойно, насколько это было возможно. Он знал, что в него целятся. Он знал, что в него стреляли и будут еще стрелять. Но его переклинило. Потеря крови и шок сделали свое дело, как и накрутка предыдущих дней. Ему вдруг показалось, что он видит женщину в странной одежде, идущую среди трупов.
– Максим Иванович! Пригнитесь! – Не выдержав крикнул один из ближайших офицеров после очередной пули, что просвистела где-то совсем рядом.
Но он не мог отвести взгляд от своего наваждения. Максим не мог ее разглядеть, но она ему показалась удивительно красивой.
– Какая красивая… – тихо прошептал он. После чего протер глаза правой рукой, пытаясь улучшить видимость. Но наваждение пропало.
– Кто красивая?
– Не знаю, – пожал он плечами и скривился от боли. – Там, вон у того горящего грузовика была женщина. Куда она делась?
– Мы не видим там никакой женщины. Так ведь?
– Да, да, – донеслось со всех сторон.
– И я не вижу. А она была. Еще так странно одетая. Вся словно укуталась в черном покрывале. А волосы белые. Вьющиеся. Удивительные. Просто волшебные. К ним так и хотелось прикоснуться. Но она ушла… Жаль… Жаль… – Тихо произнес Максим и обессилено сел на землю, прикоснувшись спиной к колесу бронеавтомобиля.
– Максим Иванович, вы что, косую увидели? Неужто саму смерть?
– Да нет, – помотал наш герой головой. – Какую смерть? Просто привиделась глупость. Нужно больше спать и желательно с бабами. Мда. Вон уже среди трупов черти что мерещиться. Да. Такая красавица, что и изменить супруге не грех.
Все вокруг перекрестились и замолчали.
– Что опять не так?
– Со смертью не шутят, Максим Иванович, – тихо произнес солдат уже в возрасте.
– Да я и не шучу. Я честно восхищен этой дамой, кем бы она ни была. Хотя, не думаю, что смерть. Скорее всего она просто плод моего воображения. И это приятно – вон какие красавицы наяву снятся. – Но шутка народом не была поддержана. Слишком уже много он вокруг себя наплодил мистики. Поэтому бойцы, что стояли рядом, сумели заметить и то, что Максима привлекли крики воронов перед ранением. И про грезы наяву никто не поверил. Лишь смотрели в ту сторону, куда указал командир, и крестились…
Глава 10
Максим сидел на складном стульчике и морщился. Смена повязки — дело неприятное и болезненное, ведь кровь засыхает и надежно соединяет воедино кожу, волосы и перевязочный материал, который приходится каждый раз отдирать. А это не только больно, но и рану немало тревожит.