Полководец улицы. Повесть о Ене Ландлере

Обернувшись, Золтан Лендьел внимательно оглядел Илону.

— Думаешь, похожа? — проговорил он с изумлением.

— Неужели не находишь?

В ответ на этот полный удивления и обиды возглас Лендьел посмотрел Ландлеру в глаза и, улыбнувшись, присвистнул.

— Ну как же! Конечно! Но тогда ты, наверно, пренебрежешь обществом избранных.

— Да. Я останусь здесь.

4

Он пошел проводить девушку до дому. Супруги Деак, обдумывая новые планы устройства Илоны, молча брели позади.

После многообещающего прощанья, окрыленный, шагал Ландлер в медленном кружении снежинок.

Ему нравится Илона Хорват, очень нравится. С каким воодушевлением побуждала она его не сдаваться! Нет, он не сдастся. Даже связав свою судьбу с судьбой девушки, не сделал бы этого. Она ничего не требует, довольствуется немногим, стремится к скромной жизни и не допустит компромиссов.

Но все же, если они поженятся — не давала ему покоя эта мысль, — рано или поздно родится ребенок, прибавятся заботы о хлебе насущном. Надо, конечно, как-то сводить концы с концами. А если такая жизнь приведет к компромиссам? Узнай о его терзаниях, Эрнё, должно быть, посмеялся бы от души.

А возможно, брат и не стал бы смеяться, ведь предложенную задачу решает он сам, Енё. «Ты говоришь, Эрнё, мое имя юриста может привлечь богатую клиентуру? Тогда через годик, когда ты тоже станешь адвокатом, воспользуйся моим именем, а я буду продолжать прежние занятия. И волки останутся сыты, и овцы целы. Это тактический компромисс, который не мешает, а содействует достижению цели. Нужно только открыть «Адвокатскую контору Енё и Эрнё Ландлеров». И еще нужно, конечно, чтобы Эрнё попался на удочку и проявил некоторое самопожертвование.

Эрнё — преданный и любящий брат. Он ворчит только из лучших побуждений, а в глубине души гордится деятельностью Енё. На Эрнё можно рассчитывать, значит, можно рассчитывать и на успех всего замысла.

Тяжесть свалилась с души Ландлера. Он заложил краеугольный камень своей жизни. Составил, по крайней мере, планы на будущее, и не в его обычае отступаться от них.

Вдруг он почувствовал наслаждение от зимнего холода. Все вокруг показалось ему чистым, светлым, прекрасным. Ландлер умышленно сделал большой крюк по дороге домой. Перед некоторыми ресторанами, кафе на освещенных тротуарах толпился народ, ревели новогодние рожки.

Теперь они уже не раздражали его. Звук их, правда, своеобразный, они точно блеют. Хрипло, как агнец. Как баран, которого библейский патриарх Авраам заколол вместо сына.

Ландлер подумал, что человек, нашедший свое место в жизни, тот же бог. Всесильный, строит он собственный мир. Творит то, во что верит. И подумал еще: минувший день знаменателен тем, что рассеялся наконец мрак в его душе.

День, когда он оказался на скамье подсудимых

(18 июня 1909 года)

5

Положив подушку на табурет, молодая женщина посадила на нее дочку и придвинула к столу. Они завтракали на кухне.

— Тссс! — приложила палец к губам Илона. — Тише, тише.

Белокурая Эржи, или Бёже, как называли ее родители, подняв брови, кивнула. Она старалась изо всех сил не шуметь, но вдруг ложка у нее в руке громко звякнула, стукнувшись о блюдце. Бёже испуганно подняла ложку и шепотом стала ей объяснять, что шуметь нельзя, потому что папа работал всю ночь и теперь спит. Решив, что ложка поняла, как ей надо вести себя, девочка спокойно опустила ее на стол, но та задела тарелку, а когда ее сердито отдернули, звякнула в третий раз.

Однако Ландлер не проснулся. Во сне он слышал трамвайные звонки, звенящие на всех линиях, как тогда, когда трамвайные служащие, входившие в Союз железнодорожников Венгерского королевства, потеряли наконец терпение: «Выходите! Трамвай дальше не пойдет. Мы прекращаем работу!»

Правительство не соглашалось на уступки, пришлось отвоевывать у него девятичасовой рабочий день, право на один выходной в неделю, повышение заработной платы.

В Варошлигете, в ресторане «Зеленый охотник», расположился штаб стачки, по соседству со штабом бастовавших пекарей, социал-демократов. Граф Тивадар Баттяни, председатель Союза железнодорожников, там не появлялся. Ландлера, своего адвоката, трамвайщики выбрали в стачечный комитет…

Окна квартиры Ландлера выходили в узкий мощенный плитами двор. В доме напротив служанка, мывшая окно, вдруг запела.

— Неужели он ничего не слышит? — проговорила Илона и закрыла поплотней дверь в комнату.

Летнее солнце потоком изливало свои лучи на желтый камень, двор раскалился, и Илона с тревогой думала, как душно стало в комнате. Она сердилась на служанку, которая все громче распевала, фальшивя, арию из какой-то оперетки.