Полководец улицы. Повесть о Ене Ландлере

Но момент для разговора был неподходящим. В зале не умолкал шум голосов. Собрались депутаты, которые, стремясь провалить в парламенте законопроекты правительственного большинства, стучали там кулаками по скамьям, выступали с нескончаемыми импровизированными речами, зачитывали целые страницы из кодекса законов, часами рассказывали анекдоты или цитировали длинные полосы газетных статей. Здесь были авторы нашумевших оппозиционных передовиц и юристы, которые на политических процессах использовали залы судебных заседаний как трибуну для разоблачения правительства. И сейчас в клубе чувствовалась накаленная атмосфера парламентских схваток. Во весь голос ругали, высмеивали самодовольного беспощадного Тису и громко хохотали, — ведь оппозиция была теперь настроена оптимистически. С наслаждением растягивая итальянские слова, Баттяни присоединил свой голос к словесной буре.

— Послушайте! Как вам известно, я capitano marittimo mercantile a lungo corso. — Все знали уже, что это значит — капитан торгового флота дальнего плавания. — Я чую, куда ветер дует, уж вы поверьте. И с политическим барометром привык иметь дело. В будущем году подуют свежие ветры.

Вдруг дверь раскрылась. Вошел Вилмош Важони, председатель демократического кружка, он был в пепельно-сером костюме, с помятой, как обычно, манишкой и манжетами сомнительной чистоты.

Лидер буржуазной партии занял место во главе стола.

— Почтительно приветствую вас, господа. Прошу к праздничному столу.

Все быстро расселись. Пока не смолк шум от передвижения стульев, Важони пожимал руки самым важным гостям, другим кивал, кому улыбался, кого приветствовал издали, подняв брови. Наконец установилась полная тишина.

— О перспективах на будущее я скажу в полночь, — объявил он. — Сейчас лишь несколько слов о том, что уже произошло.

Непринужденным, слегка ироническим тоном Вилмош Важони изложил вкратце политические события последнего года, он говорил об общем недовольстве, парламентских дебатах, вскользь упомянул о движении железнодорожников, подробно остановился на процессе тринадцати, под бурные аплодисменты перечислил симптомы начавшегося разложения правительственной партии и шансы оппозиции на новых выборах.

Шум оваций известил об окончании речи, появились официанты с закусками. Все принялись за еду, и оживленные голоса перешли в смутный гул. При бесконечной смене блюд сменялись и темы разговоров. Тивадар Баттяни убеждал всех не выпускать из своих рук руководство борьбой железнодорожников, сплотившей десятки тысяч человек, организовать это движение в рамках официально разрешенного союза. Он предложил оппозиционным партиям общими усилиями добиться создания Союза железнодорожников Венгерского королевства. Ведь chi va piano, va sano[7]: лучше шаг за шагом отвоевывать необходимые реформы через профсоюз, чем допустить, чтобы отчаяние побудило темные массы к необузданным действиям.

Ландлер согласился разработать устав будущего союза, здесь же, во время ужина, они с Баттяни наметили основные принципы этого устава. Граф был убежден, что МАВ не сможет отказаться от введения предложенного ему устава, если будет создан союз.

Между тем речи не прекращались. Один оратор сменял другого. Красноречие юристов и политических деятелей не иссякало. Но по мере того как опустошались блюда и наполнялись бокалы, пустопорожние политические речи сменялись тостами с грубоватым юмором. Граф упрашивал Ландлера завтра же, не откладывая, приняться за разработку устава. Не теряя ни минуты. Этого настоятельно требует благоприятная политическая ситуация.

Бокал Ландлера все время наполняли вином. Он отказывался, но стоило ему осушить бокал, как снова, дразняще полный, он стоял перед ним. Все меньше прислушивался он к речам и тостам, уже не следил за словами Баттяни. Он думал о том, что даровая работа для только еще намечаемого союза сложней, утомительней, чем все прочие. А ведь он не богатый помещик, как граф, и не парламентский депутат, которому популярность необходима для большего престижа. Политика приносит ему не заработок, а только тяжелую неоплачиваемую работу, мешающую другой, оплачиваемой. Это заколдованный круг. Именно поэтому его судьба подобна судьбе бедняков, которые трудятся за гроши, не сводя концы с концами. Но именно ради них взяться за составление устава — его долг.

Выпили кофе. Официанты раскупоривали бутылки с шампанским, в воздухе стоял дым от сигар и трубок, лица сидевших на противоположном конце стола расплывались в этом тумане. На белой скатерти пестрели винные пятна. Громким тостам не было конца. Кто-то, воскликнув «Душно!», вышел, одна створка двери осталась после него открытой и манила последовать его примеру. Хихиканье подвыпивших, громкое пыхтение отдувающихся после обильного ужина людей наполняло зал. В спертом воздухе все трудней становилось дышать.