Борис Михайлович своей отвагой и, не менее того, своей жестокостью показывает: правительство в Москве — не мягкая игрушка, не тряпка и не девица красная. Оно надолго. Оно имеет силу, чтобы защитить себя и позаботиться о землях, ему подвластных. И оно готово эту силу применить по назначению. «Берегитесь! — как будто сообщает казакам Лыков. — Смута уходит. Хотите жить, как в Смутное время? Такой жизни вам никто не даст!»
И мирное население на Русском Севере передает из уст в уста имя этого человека, имя избавителя от казачьего лютования.
Не следует думать, что поход Бориса Лыкова ограничивался большими битвами, например, разгромом того же Захарьяша Заруцкого. В сущности, Лыков занимался ликвидацией бандитизма. А значит, ему и его младшим воеводам приходилось выискивать казачьи «станицы», преследовать их, нападать, принуждать к бою, истреблять, притом делать все это постоянно и на большой площади.
Вот пример одной из таких побед, одержанной в апреле 1615-го и, в отличие от других, не столь значительных по масштабу, отразившейся в официальном докладе, отправленном в Москву: «Был бой головам[46]
князю Ивану Ухтомскому с товарыщи в Углицком уезде в Железной Дубровке в деревне Селивёрстове и по иным деревням, под „воровскими“ острогами, с ворами[47] и с разорители крестьянскими с атаманами з Бориском Юминым да с Ондрюшею Калышкиным и их станицами с казаки и с черкасы[48]. И тех воров побили наголову и набат, и знамена, и языки многие поймали, а которые воры сели [обороняться] в остроге в избах, и те погорели, а за остальными гоняли и побивали на десяти верстах, а всех людей было боевых с 500 ч[еловек]». Полтысячи бойцов, обросших слугами, женщинами, возчиками награбленного, детьми, — это большая сила для Русского Севера. Ликвидация подобной банды — действительно событие. О том и наверх доложить не грех… Но можно быть уверенным: уничтожали тогда «станицы» и на 30, и на 50, и на 100, и на 200 казаков, вот только отчетов не писали или же писали коротко. Простая, будничная ратная работа, когда за мир и порядок армия Бориса Лыкова платила жизнями своих бойцов, но в масштабе всей антиказачьей войны все это мелочи. Отчитываться… не в чем. Тот же Григорий Валуев разбил 28 февраля казачий отряд в Тихменгской волости Каргополья. В апреле пал еще один острог «воровских» казаков в Белозерском уезде (свои остроги казаки ставили с расчетом укрепиться в северных областях надолго — как твердыни своего господства). И так далее, день за днем.Жестоко страдая от натиска Бориса Лыкова, казачьи массы изменили тактику. Разрозненные отряды объединились под командованием общего вождя, атамана Баловня (или Баловнева). В контратаку не пошли, очевидно, напуганные неожиданной силой лыковской армии, а также гибелью многих своих соратников. Договорились на казачьем кругу: «Идем своими головами государю бить челом». И двинулись скорым ходом к Москве — вести переговоры с самим царем.
Добрались. Встали на Троицкой дороге, близ села Ростокина. Распоряжались окрестностями столицы как хозяева: принялись возводить острожки, разослали повсюду провиантские отряды.
Противоречивая, конечно, идея: переговоры-то с царем вести, но… с позиции вооруженной силы. Целая казачья армия, вставшая на окраине столицы, — серьезный инструмент давления. В состав войска Баловня вошло 30 казачьих «станиц», то есть многие тысячи бойцов. Точных цифр нет. По мнению разных специалистов, Баловень привел от четырех до 15 тысяч ратной силы, и правда об их общей численности, вероятнее всего, лежит где-то посередине.
Кремль находится на расстоянии удара, который может быть нанесен очень быстро, буквально в течение нескольких часов.
Атаман Баловень, как когда-то болотниковцы и тушинцы, вновь сотрясал основы Русского царства, грозил новой династии, имел возможность опять погрузить страну на дно Смуты.
Вскоре силы свои он перевел к югу. Огромный казачий лагерь, раскинувшийся на пространстве от Донского до Симонова монастыря, вроде бы искал мирного разрешения ситуации. По внешней видимости. По сути дело обстояло иначе.