Полководцы первых Романовых

Для современного образованного русского собирательный исторический образ казака — положительный. Да, казак бунтарь, да, казак суров, но это прежде всего защитник Отечества. Это воин, ассоциирующийся в первую очередь с вооруженным противостоянием наполеоновским ордам, заполонившим Россию, это боец, доехавший до Парижа и умиляющий тамошних кабатчиков криком «быстро!», это искусный конник, вынесший на своих плечах тяжесть Кавказской войны, войн с Турцией и Крымским ханством.

Все верно.

Но.

Этим позитивом история казачества далеко не ограничивается. Роль русского казачества на арене театра Великой смуты ужасна. Казак — записной мятежник, разбойник, жестокий разоритель с уголовными замашками, персона, не имеющая в душе жалости. Разумеется, не все казаки были таковы, но многие, очень многие. Они сбивались в отряды по несколько сотен, а то и по несколько тысяч человек и открыто терроризировали местное население.

Казак стал главной напастью для России в 1614–1615 годах, а затем, в 1617–1618-м и даже, хотя и в меньшей степени, в 1619 году вновь поднял пламя мятежа до небес, притом пламя это разделилось на множество языков, «лизавших» богатые земли севера.

Кто таков этот самый «воровской» казак и почему он вел себя подобным образом? До Смуты Россия знала казаков «служилых», иначе говоря, «городовых», и «вольных». И те и другие — лично свободные люди, не имевшие никаких связей с общинами крестьян, ремесленников, с военно-служилыми корпорациями Русского государства, и занимавшиеся «военным промыслом». Служилые, они же городовые казаки, давали присягу царю и составляли часть вооруженных сил России. Вольные казаки жили по рекам Дон, Волга, Терек. Они составляли обособленные от государственных структур России «войска», не целовали креста русским царям, не подчинялись воеводам и воинским головам, самостоятельно выбирая себе атаманов, но играли роль имперского лимеса, то есть полунезависимых областей, связанных с метрополией отношениями неопределенного характера: между вассалитетом и союзничеством.

Во время Смуты появились еще и «воровские» казаки. Эти действовали, как часть войска разнообразных самозванцев, перебегали на сторону поляков, творили то, что сейчас назвали бы беспределом, не где-то на окраинах, а в историческом центре России. Время от времени претендовали на то, чтобы обеспечить своим ставленникам власть над крупными областями или даже высшую власть на уровне всей страны. В воровских казаков могли превратиться и выходцы из казаков вольных, и предатели из городских контингентов служилых казаков, и деклассированный элемент — бывшие крестьяне, бывшие холопы (в том числе боевые), бывшие стрельцы, иногда даже «служилые люди по отечеству», то есть дворяне из числа беднейших. После 1613 года Смута постепенно сошла с пикового положения и покатилась под гору. Но тысячи и тысячи воровских казаков не получали ничего доброго от восстановления старого порядка. Возвращение в «тяглые» слои их не устраивало. Мало кто желал расказачиваться в сапожники и пахари, тем более идти работать на помещика, прежде хлебнув волюшки. Многие искали возможности перейти в служилое казачество, то есть покинуть Смуту в достойном общественном статусе. Но государству не требовалось служилое казачество в столь значительных объемах, да и оплатить его услуги правительство в принципе не могло. Особенно если учесть, что воровские казаки, ведя переговоры о приеме на службу, выторговывали себе высокое жалованье… Здесь у правительства намечались, как сказали бы современные менеджеры, «трудные переговоры». И все-таки именно этот слой воровского казачества давал надежду на компромисс. Ну а какой-то процент «воровского» казачества не видел причин расставаться с буйной мятежной жизнью, уходить из разбоя и оставлять мечтания о новых раундах борьбы за власть. С этими, последними, не было почвы для переговоров. Тут только один способ вести дела мог привести к успешному решению проблемы: всех перебить или, на худой конец, изгнать из пределов царства. Никаких компромиссов. Биться насмерть?

К сожалению, в 1614-м роль первой скрипки среди «воровского» казачества сыграла последняя группа. Та, с которой не представлялось возможным договориться.

К ним добавились казаки малороссийские, или «черкасы», как их еще называли. По собственной воле и в составе армий Речи Посполитой они являлись на земли России, чтобы грабить, убивать, «отгонять полон». Этим чужой земли было не жаль, они воспринимались как беда горчайшая, хуже воинов крымского хана, приходивших за добычей и полоном.