С другой стороны, и рекрутская повинность, и вербовка превращали армию в безумно дорогой инструмент ведения политики. Гораздо более дорогой, чем раньше. Рекруты и навербованные солдаты получали от государства всё, от еды до пуль, притом постоянно, без перерывов. Они воевали отлично: русская пехота и артиллерия на протяжении XVIII — первой половины XIX века горы сворачивали на поле боя. Но: никакого самообеспечения! Попытка пересадить дорогую высококвалифицированную русскую пехоту в военные поселения, чтобы солдаты сами себя кормили сельским хозяйством, ознаменовалась жестокими бунтами. Итак, никакого самообеспечения.
А это еще более тяжкое испытание для казны, чем полки нового строя…
Военнослужащий новой, регулярной армии петровских времен и позднее обходился государству на порядок дороже, чем ратный человек из полка нового строя, и на два порядка дороже, чем служилец XVI века: воин поместной конницы, стрелец, казак.
Россия в этом смысле со времен введения рекрутских наборов на заре XVIII столетия попала ровно в ту же ловушку, что и многие страны Европы. Со времен Петра I ее армия стала, стоит еще раз подчеркнуть, чудовищно дорогой. В некоторые периоды — просто разорительной для страны.
Перелом в военном деле всемирного масштаба произошел в основном благодаря революционным событиям во Франции конца XVIII столетия. Необходимость противостоять хорошо обученным, превосходно вооруженным и приученным к дисциплине европейским регулярным армиям, построенным на основе рекрутской повинности, вызвала тотальное вооружение народа. Во всяком случае, весьма значительного процента народа. Во Франции это произошло в 1798 году. Противоборствующая ей Пруссия перешла к повинности в 1813 году.
В перспективе это приведет к так называемой всеобщей воинской повинности на территории большинства политически значительных государств Европы. И — удешевлению армии.
В рамках этого нового принципа армейского комплектования чрезвычайно высокий процент взрослого мужского населения оказывался в числе военнообязанных. Каждый военнообязанный должен был в течение нескольких лет нести службу в армии или на флоте, а если в эти годы шла война, то и участвовать в боевых действиях. Впоследствии, по окончании службы, он отчислялся в запас, но мог быть вновь поставлен в строй при мобилизации призывных возрастов в случае войны или социального кризиса[76]
Небольшую часть вооруженных сил — офицерский корпус, генералитет, сектор особо важных специалистов — составляли люди, остававшиеся военными профессионалами на протяжении всей жизни.Итак, хронология распространения системы принудительных призывов на военную службу такова: Австрия, Италия и Япония ввели ее у себя позднее, чем Франция и Пруссия (соответственно, 1850–1860-е, 1871 и 1872 годы). А в Российской империи переход с рекрутских наборов на воинскую повинность нового типа произошел при Александре II, в 1874 году. Британия сохранила вербовочный принцип, но ее военная система оказалась исключением в ряду вооруженных сил мировых держав. Что касается Северо-американских Соединенных Штатов, то там обязательный призыв на военную службу вводился время от времени, главным образом в обстановке крайнего военного напряжения. Например, в 1812 году, когда шло тяжелое военное противостояние с Великобританией, во время Гражданской войны (1861–1865), а также в условиях испано-американской войны (1898). У американцев система принудительных призывов неизменно вызывала всплеск недовольства, доходящего до вооруженного сопротивления.
Перевод комплектования вооруженных сил с рельсов рекрутских наборов на рельсы всеобщей военной обязанности наложился на бурный демографический рост в Европе, происходивший в XIX веке. Первое и второе привели вкупе к резкому увеличению численности армий.
Вследствие этих двух факторов во второй половине XIX — начале XX века вся Европа располагала массовыми армиями. По штатам мирного времени они насчитывали сотни тысяч штыков и сабель, а порой (как в России) заходили за миллионную отметку. Однако их численность в периоды мира и стабильности значительно уступала штатам военного времени. В случае крупного военного столкновения все сколько-нибудь значительные державы Европы могли отмобилизовать и поставить в строй многомиллионные армии. Это кардинальным образом отличало военные действия середины XIX — начала XX столетий от войн эпохи Средневековья или раннего Нового времени.
Показательными являются цифры численности вооруженных формирований, участвующих в крупнейших генеральных сражениях. Именно в них решаются судьбы военных кампаний и, следовательно, с наибольшей ясностью видна способность того или иного правительства вывести в поле значительный контингент вооруженных и обученных комбатантов. Держава могла заявлять, что держит под ружьем весьма значительные силы, она могла действительно приводить в боевую готовность многолюдные армейские соединения, однако объем ударного ядра ее армии лучше всего проявлялся (да и проявляется) в критические моменты.