Полководцы первых Романовых

Но в короткий промежуток от явления триумфатора Скопина в столице и до выхода царских полков к Смоленску произошло событие, вновь резко изменившее расстановку сил. Победоносный князь Скопин-Шуйский скоропостижно ушел из жизни, притом царское семейство обвиняли в отравлении. Один Бог знает, насколько эти сплетни верны. У монаршего брата Дмитрия имелись серьезные основания предполагать, что Михаил Васильевич опередит его в вопросах престолонаследия: сыновей у царя не было, трон вполне мог отойти к младшему брату… если народ и знать не склонятся на сторону блистательного молодого победителя, по крови своей вполне подходящего для роли государя.

Так или иначе, популярный Скопин ушел из жизни, а непопулярному Дмитрию Ивановичу Шуйскому царь поручил главное командование в своей полевой армии. Трудно было сделать кадровый выбор хуже этого…

Мало того что на Дмитрия Ивановича смотрели как на душегуба, бодро запрыгнувшего в кресло своей жертвы. Это, так сказать, полбеды. В конце концов, не все верили в ужасающие россказни. Князь Дмитрий Шуйский считался — и вполне справедливо! — фантастически плохим полководцем. Лжедмитрий I когда-то опрокинул его полк, а военачальники Лжедмитрия II разгромили армию князя вчистую в сражении под Болховом 1608 года. Ему явно не хватало воинского опыта, энергии, отваги. К тому же он не имел такого авторитета у иностранных наемников, каким пользовался Скопин, и, видимо, не понимал, как строить с ними отношения.

Историк К. Э. Аксаньян точно подметил: младшие братья Василия Шуйского получили до начала его царствования ничтожный, несообразный их положению военно-тактический опыт. А их старший брат был вынужден опираться на родню: она надежнее прочих служилых аристократов, поскольку, как минимум, не предаст, как предали Годуновых на завершающем этапе борьбы с Лжедмитрием I.

Итог у кадровой ошибки царя Василия IV был катастрофический. Князь Дмитрий Иванович Шуйский сделал все мыслимые и немыслимые ошибки. Огромное войско, выведенное в поле под его командованием, не просто потерпело поражение, оно перестало существовать как организованная боеспособная сила. Все тот же гетман Жолкевский разбил Шуйского у села Клушина 24 июня 1610 года.

Русский царь вскоре потерял власть, заговорщики арестовали его и даже пытались постричь в монахи; Василий Иванович воспротивился; позднее свергнутого монарха вместе с младшими братьями Дмитрием и Иваном предательски отдали в руки злейшим врагам-полякам. В Россию он больше не вернулся…

А положение Шеина в Смоленске резко ухудшилось на стратегическом уровне. Москва как надежный тыл для него больше не существовала. Москва договорилась с поляками о подчинении, изготовилась принять в цари польского королевича Владислава — сына Сигизмунда III, на том условии, что монарший сын примет православие. Даже крест ему целовали.

Отныне Михаил Борисович не мог рассчитывать ни на пополнение, ни на поддержку деблокирующих сил. Он оказался предоставлен самому себе. Ситуация парадоксальная: под стенами Смоленска родитель велит пушкарям забрасывать ядрами город, а в стенах Москвы переговоры завершились призванием сыночка на царство…

Однако Шеин — из тех людей, которые делают, что должно, и будь что будет. Он не верит в искренность польских переговорщиков, не желает сдавать город, пока из столицы нет прямого и ясного приказа сдать его, притом совершенно непонятно, от кого подобный приказ мог бы исходить. Царя нет, вместо него державные дела вершит самозваное боярское правительство, и только у власти духовной есть истинный законный господин — патриарх Московский и всея Руси Гермоген. И как раз Гермоген не склонен был доверять ни королю, ни его людям.

Здесь стоит ненадолго прервать повествование о событиях смоленской обороны и сказать несколько слов о людях, которые сыграли роль духовных столпов русского общества, отравленного ядовитым дыханием Смуты. Ведь Смута в первую очередь поразила нравственным разложением умы и души, а уж потом разрушила государственный механизм… Нашлось не столь уж много персон, которые в условиях всеобщей склонности ко лжи, корысти и предательству продолжали оставаться прямыми, честными, твердыми, преданными вере православной и Русской державе. Такой был Гермоген. Такие же свойства позднее проявил князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Но Шеин сделался духовной опорой Руси до того, как эту ношу принял на себя Пожарский. Можно сказать, Шеин был Пожарским до Пожарского. Он не Москву и не всю Россию спасал, он оборонял всего лишь один город. Но его мужество и твердость давали широкие круги на водах общественного мнения. Слава Смоленска, не сдававшегося сильному врагу, гремела повсюду. Смоленск под железной рукой Шеина давал всей России добрый пример.

Пока переговоры не окончены вполне, пока Владислав не вошел в Москву, под Смоленском продолжается жестокая борьба. Шеин сохраняет каменную твердость в обманчивых перипетиях Смуты.