Полководцы первых Романовых

Шеин оказал полководцу-освободителю поддержку. Когда Скопин-Шуйский проводил, как сказали бы в XX столетии, фронтовую наступательную операцию под Торжком, отряды смоленского воеводы пришли на подмогу и соединились с его войском. Воинские документы сообщают: «Послал боярин и воевода Михайло Борисович Шеин ко князю Михайлу… Васильевичу в сход воеводу князя Якова князь Петрова сына Борятинсково да Семейку Ододурова, а с ними смолян, брянчан, серпьян[21]; и они… очистили Дорогобуж, Вязьму, Белую и литовских людей побили, и сошлися со князем Михайлом Васильевичем под Торжком»^{95}

. Шеин рисковал, ослабляя гарнизон ключевого города, но риск оказался оправданным.

Скопин-Шуйский выиграл одно сражение, другое, третье, разбил большую армию неприятельскую под Калязином, освободил от осадного сидения Троице-Сергиеву обитель, деблокировал, наконец, Москву уже в 1610-м. Триумф! Московскому государству полегчало. На бледном челе призрачного чудовища Смуты заалела глубокая рана…

Смута вроде бы пошла на убыль. Еще немного, и Русская земля очистится от ее зловонного присутствия! Еще немного, последнее усилие…

Но вышло иначе.

Польский король Сигизмунд III использовал получение русским царем помощи от Швеции как повод для начала войны. Формально Шведская корона считалась врагом Речи Посполитой и находилась с нею в состоянии войны, а Россия оказалась другом врага. Что же, на первый взгляд повод веский… Но к тому времени в войсках двух самозванцев на Россию пришло полным-полно подданных Сигизмунда III, а потому фигура польского правительства «мы не имеем к этому ни малейшего касательства» становилась все более анекдотичной… А в долгосрочных планах польско-литовской политической элиты всегда и неизменно стояла задача вырвать Смоленск, взятый русскими в 1514 году, а при удачном стечении обстоятельств захватить также Чернигов, Путивль и всю Северскую землю, отбитые великим князем московским Иваном III еще в 1503 году.

Поэтому, когда летом 1609 года армия Сигизмунда III вторглась на территорию России, предлог «вы вошли в союзничество с враждебной нам Швецией» прозвучал бы смехотворно, кабы не звучал столь подло. Король явился исполнить давние стратегические намерения своей державы, и момент вторжения был обусловлен отнюдь не дипломатическими проблемами. Россия истекала кровью. Россия с трудом выжигала на теле своем язву мятежа, имевшего внутри себя очевидный пропольский элемент. Так самое время, пользуясь слабостью восточного соседа, отторгнуть лакомый кус богатейших территорий…

На исходе сентября 1609 года армия Сигизмунда III добралась до Смоленска и осадила его. Рядом с королем находился «гетман польный коронный» Станислав Жолкевский, военачальник, имя которого уже прославили несколько побед, им к тому времени одержанных. В будущем он добьется новых успехов на поле брани и уйдет из жизни, осиянный славой великого полководца. А на момент прихода под Смоленск Жолкевский — человек номер два в вооруженных силах Польши.

Осмотрев укрепления, возведенные совсем недавно, всего-то семь лет назад, приняв во внимание доклады лазутчиков и перебежчиков о силах гарнизона, Жолкевский доложил королю: быстрого успеха под стенами этой русской крепости ждать не приходится. Не лучше ли, обойдя Смоленск, сразу двинуться к Москве, где и решится судьба кампании? Разумный человек, он сделал абсолютно правильные выводы. Жолкевский вообще славился трезвомыслием и прагматизмом.

Однако монарх с ним не согласился. Думается, Смоленск, сакральная цель польско-литовской экспансии на восток, кружил королю голову своей близостью. Слишком много сил ушло на борьбу за него, следовало добыть город любой ценой и невзирая ни на что. В начале XV века литвины подчинили его своей власти, используя открытую вооруженную силу. Смоленск восставал и на время обретал свободу, чтобы вскоре опять ее потерять. Василий III в 1514-м взял его на щит. Литовский гетман князь Константин Острожский попробовал отобрать Смоленск, однако не преуспел. На финальном этапе Ливонской войны литвины вновь пытались его отбить, но тщетно. И вот теперь до желанной цели — рукой подать… А добившись победы, король, как ему мнилось, обессмертит свое имя, ибо расколет тот орешек, который оказался не по зубам прежним монархам, значительно превосходящим его известностью.