Полночь в Часовом тупике

Дорогая моя доченька!

Дела мои процветают в этом бурлящем городе, по сравнению с которым Париж — просто деревня. Мы с моим партнером намереваемся открыть еще один синематограф на Бродвее. Когда ты получишь это письмо, я уже буду в Англии: задумал путешествие в Европу. Я, конечно, рад буду увидеть вас, тебя, Виктора и малышку Алису, но главное — мне надо поговорить с Джиной: я наконец решил документально оформить наш разрыв. Мы два года назад договорились разойтись полюбовно, но расстояние мешает осуществить все формальности, потому я и пишу тебе. Можешь ли ты договориться о заседании бейт дина, нашего религиозного суда, и найти двух свидетелей? Я обращаюсь к тебе потому, что у тебя есть связи, которые могли бы облегчить этот процесс. Я не могу найти наше свидетельство о браке, думаю, у Джины есть ее экземпляр. После нашего официального развода нам будет легче начать новую жизнь. Мне, конечно, неудобно говорить об этом с тобой, но правда такова: у меня есть подруга, мы очень любим друг друга, и я надеюсь, что женюсь на ней. Трудно найти верные слова, поэтому я сразу перейду к сути дела: у нас родился ребенок, сын, ему три года и его зовут Джереми.

Таша в ярости скомкала письмо.

«Вот шлемазл, мешуга[30], — пронеслось в ее голове, — просто чокнутый какой-то! Седина в бороду, бес в ребро! Братик, понимаете! Моложе меня на тридцать с лишним лет!»

Она прямо вся кипела от негодования. Ему теперь до нее нет дела, он гордится своим новеньким отпрыском, это в его-то возрасте!

— Знать не хочу этого парня, этого… бастарда!

Она взяла себя в руки, успокоилась. Развернула письмо. Пинхас ничего не писал о матери ребенка.

— Никакой он мне не брат, сводный просто! Тоже мне, дядя Алисы и Маркуса!

Решила все-таки дочитать:

Джереми очень славный. Знаешь, он похож на тебя! Он не рыженький, скорее шатен, но у него твои глаза, и когда он сердится, делает такую же гримаску. Джина обидится, нет никаких сомнений. Но я по-прежнему очень привязан к ней.

И ни слова о сестре Рахили. Ах нет, тут постскриптум:

Я рассчитываю затем отправиться в Краков, где поживу у твоей сестры и ее мужа Милоша Табора. И увижу своего внука Маркуса. Как было бы чудесно, если бы в какой-нибудь момент мы могли бы собраться все вместе…

Гнев утих. Таша постояла у кроватки Алисы, ее сердце наполнилось нежностью. Потом она решила перечитать письмо, и даже не заметила, как в комнату вошел Виктор.

— Что нового пишут? — улыбнулся он.

Она вздрогнула, спрятала письмо в сумочку. Не было пока никаких сил обсуждать с ним изменения в личной жизни Пинхаса.

— Да это подруга детства пишет, ничего особенного, неудачный брак, собирается, возможно, развестись… А как у тебя утро, плодотворно прошло?

— Великолепно. Продали партию книг для украшения гостиной, заказчик больше интересовался переплетами из телячьей кожи, чем содержанием. А ты задумала новую картину? — поинтересовался он, бросив взгляд на ее альбом с эскизами.

— Да. Бони де Пон-Жубер пожелал, чтобы я написала портрет его жены. И выдал мне ее фотографию, чтобы я представляла, как она выглядит. Скоро надо к ним идти.

«Час от часу не легче. — подумал он. — Этот гнусный развратник будет пытаться завлечь ее в свои тенета».

— Ты действительно считаешь, что так правильно? Что тебе нужно тратить время на заказы?

— Я же тут отлично написала мадам де Гувелин с ее псами! И ты был не против.

— Но это было три года назад!

— Я обещала. И за это дадут много денег.