Полночный путь

— Да не… Поскакали менять пастухов. Тем тоже ведь хочется гостей послушать… — раздумчиво поглядев на Серика, Горчак сказал: — Когда девку пришлют, ты ее в палатке не укладывай, позови на свежий воздух…

— Эт, почему же? — удивленно спросил Серик.

— А потому… Там пол войлоком устлан, а в этом войлоке во-от такие блохи живут, — и Горчак отмерил половину своего толстого пальца. — Так что, ты свою почетную обязанность исполнить никак не сможешь.

— А как же касоги живут?!

— А они тоже летом предпочитают на свежем воздухе спать. А зимой они не моются. Блоха не любит сосать кровь с немытого тела…

Тем временем появился старейшина, и все принялись рассаживаться. Снова пошли по кругу бурдюки с кумысом. И повторилась вчерашняя обжираловка и опиваловка, только на сей раз все попадали за долго до заката.

Серик проснулся оттого, что его немилосердно расталкивали. Он подскочил, машинально хватаясь за рукоятку меча. Солнце уже уходило за окоем, остался лишь краешек. Серика расталкивала морщинистая, но видать еще крепкая старуха. Увидев, что он проснулся, она напористо потянула его куда-то. Серик заметил, что Шарапа со Звягой уже нету. Старуха подтащила его к палатке, решительно впихнула внутрь. Серик не сразу разглядел сидящую на кипе бараньих шкур девицу, одетую в роскошное шелковое платье до колен, а из-под платья до сафьяновых сапожек ниспадали шелковые же шаровары. Грудь, голова — были увешаны серебряными украшениями. Пояс тоже поблескивал серебром. Девчонка была на пару лет младше Серика. Видать еще младше было попросту никак нельзя. Она сидела, опустив голову, и в свете жирника видно было, как трепетали тени от ресниц на ее свежих щеках. Серик тяжко вздохнул, загреб, сколько вместилось под мышку шкур, другой рукой прихватил девчонку, и пошел к дверному проему. Она покорно поплелась следом, рука ее в Сериковой ладони дрожала так, будто она дня два на морозе простояла. Стоявшая у входа старуха молча проводила их взглядом.

Серик шел и шел, упрямо стараясь отойти подальше от стойбища, чтобы оттянуть познание страшной тайны. Они перевалили ложок, поднялись на возвышенность. Девчонка что-то сказала, тогда Серик опомнился, кинул шкуры в траву. Девчонка принялась деловито расстилать их. Что делать, Серик представлял, потому как еще в детстве, будучи на покосе, подглядел на берегу Днепра, чем занимался со своей женой недавно женившийся соседский парень. Девчонка уже сидела на шкурах, смущенно потупившись. Серик нерешительно топтался возле, не зная, с чего приступить. Но, видать, нравы тут были суровые; если сама себе мужика не добудешь, никто за тебя стараться не будет. Она подняла руку и требовательно потянула Серика на шкуры. А дальше все случилось само собой, только кончилось слишком быстро. Девчонка прилегла рядом, положив голову Серику на плечо, и что-то быстро-быстро шептала. Пахло от нее степными травами, больше полынью. И вовсе не была она немытой; может, они только зимой не моются? Предположил Серик. А поскольку не спалось, то он решил повторить, но действовал уже увереннее, да и девчонка потеряла остатки смущения. Они и не заметили, как начался ранний летний рассвет, не заметили, как уснули на рассвете. Их нашла только ближе к полудню вчерашняя старуха, бесцеремонно растолкала девчонку и увела с собой. Серик собрал шкуры и пошел к стойбищу. Никто и не заметил его появления — там опять шумел пир горой. Только нойон благосклонно покивал ему, да Горчак шепнул:

— Гордись, Серик. С тобой была его младшая дочь…

Серик пробурчал:

— Я, конечно, горжусь… Но как же мне теперь с Анастасией?..

Горчак ухмыльнулся, пробормотал:

— Какой же ты еще сосунок, Серик…

Когда наутро уезжали, Серик, как ни вертел головой, не разглядел знакомого лица — видать женщинам не полагалось провожать гостей. Нойон послал в провожатые троих парней, в том числе и своего сына. Тот уже красовался с новой саблей, подаренной старейшине. Двое других были вооружены попроще, только луками да ножами в простых деревянных ножнах. На второй день на Серика навалилась тоска, видимо от безмерности степей. Хоть степь эту степью назвать было трудновато; то и дело попадались березовые, с примесью осин, лесочки. Встречались озерца, где в камышах заливались кряканьем утки, видать как раз утята шустрить начали, разбегаясь по воде от обеспокоенной матери. Серик ехал позади каравана и невидяще смотрел куда-то вдаль, а сам старался вспомнить мельчайшие подробности путешествия в обитель. Горчак о чем-то беспрерывно болтал с сыном старейшины, то и дело обращаясь к Унче за помощью, Серика это не отвлекало. Изредка встречались табуны коней и отары овец. Пастухи подъезжали к каравану и приветливо желали счастливого пути, как пояснил Унча.

Когда остановились на ночлег, Горчак протянул:

— Это ж надо, еще три дня будем ехать по кочевьям его рода… Потом шесть дней до стойбища следующего рода.

Серик проворчал:

— А чего дальше ехать? Так видно, что здесь пройти с телегами можно.

Шарап проговорил: