В общем, «Мать», не «Мать», как бы там ни было, а мочало опять на колу. Александр Проханов не просто благословил Захара Прилепина, но и предсказал ему блестящую будущность. По сообщению АПН:
– Он обрастет шерстью, он покроется щетиной такой жесткой, грязной, седоватой щетиной, которой покрываются бронтозавры или дикобразы в период перехода из одного периода каменного в другой. И он выживет, и он будет творить. Может быть, он будет творить в одиночестве. Но нет, я думаю, что, поскольку он является членом партии художников (та партия, которую он описывает, трибуном и глашатаем которой он является, состоит наполовину из художников, из дизайнеров политических, из футуристов), то будет творить не в одиночестве, а в такой теплой, чуть-чуть окровавленной компании.
Такие дела. Обитателям той вселенной не позавидуешь.
Андрей Рубанов. Сажайте, и вырастет
Роман. – М.: ООО «ТРИЭРС», 2005.
Я припоздал – но промолчать было бы несправедливо. Это, видите ли, записки из нашего Мертвого дома. Конкретно – из Лефортова и «Матросской тишины».
И, понятное дело, Андрей Рубанов легко, с большим отрывом выигрывает у Федора Михайловича – за счет естественной форы. Как-никак прошло полтора столетия, жизнь на месте не стояла. Достоевскому не снилось, что в камеру на 35 мест можно затолкать на постоянное проживание 135, допустим, заключенных. Боюсь, ему было бы слабо изобразить устройство социальной общности, возникающей в таких условиях. Устройство так называемой Общей Хаты. И характеры, типичные для таких обстоятельств.
С другой стороны, литература тоже не дремала – вспомним первым делом Солженицына, – и нынешнего читателя не напугаешь ничем.
Андрей Рубанов и не пугает, даром что дебютант, дилетант. Роман у него получился веселый, с облегченным, как вздох, финалом, и вообще – про свободу.
С немножко наивным приколом – вот как в заглавии: сажайте, дескать, сажайте меня, раз, по-вашему, я виноват и заслужил. А я все равно, глядишь, не пропаду. Выйду на свободу с чистой совестью. И даже дойду своим умом до разных общих мест. Типа что свобода и есть – чистая совесть.
Плутовской роман с разоблачением фокусов. Герой (у него общий с автором псевдоним) – молодой аферист, опять же дилетант, фиктивный владелец подпольного банка. Банк накрыли, партнер сбежал с деньгами. Все кончено, хорош суетиться, та безумная жизнь под постоянным кайфом прошла. Тюрьма, как известно, – довольно подходящее место для человека, которому пора все хорошенько обдумать, – вот только как бы не погибнуть.
«Повернувшись боком, я протиснулся между тел, сделал шаг, потом второй и третий. Теснота ужаснула меня. На стальных двухъярусных лежаках, тесно прижатые друг к другу, боком лежали голые спящие существа. С потолка бесформенными сталагмитами свисали массивные связки вещей: сумки, баулы, узлы, мешки и пластиковые пакеты. На поперечно натянутых веревках сушилось серое белье.
В центре пространства обнаружился длинный стол, сплошь заставленный железными кружками с облупившейся эмалью. В некоторые из сосудов были воткнуты кипятильники. Струи сизого пара рвались вверх.
Отовсюду торчали татуированные костлявые плечи, колени и локти. Кто-то проводил меня недобрым взглядом, кто-то плотоядно ухмыльнулся, кто-то поздоровался, словно со старым знакомым – но я молча делал шаг за шагом, иногда нагибаясь, чтобы не задеть головой ноги спящих на втором ярусе. Теперь пот струился не только по вискам, но уже и по животу.
Я снова попытался ухватить ртом воздух и опять понял, что процесс дыхания здесь сопряжен с трудностями, требует определенного навыка…»
И так далее. Но герой храбр, энергичен и незлобив, а недоволен главным образом самим собой.
И вы невольно начинаете ему сочувствовать. Даже волнуетесь за него. Хотите, чтобы он выбрался из череды передряг. То есть читаете с увлечением. Вот вам и дебютант, вот и дилетант.
Но все обойдется. Герою повезет. Его отпустят.