Калинич встрепенулся, словно ему на голову внезапно вылили ведро холодной воды. Он поспешно собрал оба полукомплекта и подключил к управляющим компьютерам исполнительные блоки с рабочими боксами. Пока коллеги в отпуске, можно воспользоваться их компьютерами. Он счел, что девочка-практикантка и два лаборанта, работавшие с ним бок о бок, будут ему мешать при первом испытании, и, несмотря на зуд нетерпения, решил подождать до конца рабочего дня, когда все разойдутся по домам. Тогда можно будет спокойно провести, наконец, свой долгожданный эксперимент, не привлекая ничьего внимания и избежав всяких ненужных вопросов типа «что?», «как?», «зачем?» и тому подобных. От этого эксперимента зависит все: итог доселе прожитой жизни, самооценка, планы на будущее, дальнейшее благополучие и взаимоотношения со всеми окружающими. Поэтому нервы Калинича были напряжены до предела.
Внезапно Калинича охватило беспокойство и какой-то животный страх перед предстоящим экспериментом. Как перед смертным боем. Дрожали руки, млели икры, перехватывало дыхание. Калинич сделал несколько глубоких вдохов, но в воздухе, казалось, было недостаточно кислорода. Отчаянно колотилось сердце, готовое вдребезги разнести грудную клетку и выскочить наружу. За грудиной нарастала тупая давящая боль, с которой он успел познакомиться лет пять тому назад. «Не хватало еще приступу разыграться! — подумал Калинич. — Как некстати!»
Леонид Палыч полез в карман за валидолом. Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, он прикрылся носовым платком, будто вытирает губы, и незаметно сунул под язык огромную таблетку. Раскрыв изрядно потрепанную рабочую тетрадь, Калинич бессмысленно уставился в нее невидящим взором и принялся листать, словно в срочном порядке выискивая какую-то архиважную запись. Наконец, валидол начал действовать, и удушающая боль постепенно отступила. Но Калинич все продолжал сидеть над тетрадью, опасаясь ее возвращения. В голове теснились, наползая одна на другую, тревожные мысли.
Да… Предстоит последний, итоговый эксперимент, который, по идее, должен завершиться успешно и положить конец его треволнениям. Калинич представил себе, как все вокруг будут удивляться его результатам, как его имя прогремит на весь мир во всех средствах массовой информации, как вместе с ним будут радоваться его друзья и близкие, как будут от злости скрежетать зубами завистники и злопыхатели. А уж он…
А что, собственно, он? Сколько раз уже в процессе работы над этой идеей ему приходилось переживать подобные ситуации! И всегда поначалу казалось, что все проблемы решены и остается только сделать последний, решающий шаг. Но почему-то после свершения этого шага ключевая проблема порождала множество новых, которых он никак не мог предвидеть заранее. А финал в очередной раз отодвигался на неопределенный срок. И, едва оправившись от следующего удара судьбы, он упрямо начинал все сначала. Калинич не исключал, что этот процесс может оказаться бесконечным, а идея — принципиально неосуществимой, несмотря на кажущуюся простоту и логичность.
Неужели его снова ждет удар и горькое разочарование? Тогда — полный крах, которого он может не пережить. Сделан ход ва-банк. На карту поставлено все: его официальная работа, престиж как ученого, перспектива дальнейшего пребывания в своей должности и в институте вообще. Пожалуй, у него уже не будет ни сил, ни физической возможности начать все заново. Его с треском вытурят из института, даже не дав доработать до вожделенной пенсии. А дома?.. Какие чудовищные упреки услышит он от жены?.. Что скажут сыновья?.. Об этом не хотелось даже думать.
Интересно, какой же сюрприз готовит ему на сей раз госпожа Фортуна? Неужели эта привередливая барышня снова повернется к нему задом? С одной стороны, Калиничу не терпелось как можно скорее узнать ответ на роковой вопрос: верны ли его теория и ее инженерное решение. И что же таится там, за гранью неизведанного? А с другой — сомнения и страх перед неопределенностью сковывали, парализовали его действия. Но научное любопытство все же брало верх, а остальные проблемы Калинич вытеснил из круга насущных мыслей, загнал в самый отдаленный уголок памяти.