Я смотрел на спящую Марию Юрьевну с диким вожделением и изнывал от истомы. Хотелось на нее накинуться, сорвать купальник и овладеть ею, несмотря ни на какие последствия.
Ценой невероятных волевых усилий мне удалось подавить это желание. Но я знал, что с постоянным столь назойливым искушением бороться бесполезно. Так или иначе, оно все равно когда-нибудь возьмет верх, улучив удобный момент. Я в этом неоднократно убеждался. Да… нужно как следует подумать, что делать дальше. Если она не согласится на близкие отношения, я вынужден буду прекратить наше общение, пока это возможно без скандальных последствий. Впрочем, есть одно «но» — ей известна тайна открытого мной мира. Правда, поверить в это очень даже непросто.
Я снова накрыл свою спутницу, чтобы защитить от насекомых.
Тем временем птица, с которой я не сводил глаз, закончила трапезу и, взмахнув могучими крыльями, поднялась в воздух, оставив на песке расклеванного краба, вернее, то, что от него осталось. На него тут же жадно набросились неприхотливые мухи, ящерицы, черепахи и прочие любители падали. Сделав над нами круг, птица несколько раз издала пронзительный звук, похожий на милицейский «сверчок», и на широко раскинутых крыльях поплыла в сторону лагуны. Было удивительно, что такая огромная и грозная птица издает столь высокие переливчатые трели и грациозно парит в воздухе.
Мария Юрьевна вздрогнула во сне и, рефлекторно смахнув со щеки муху, неожиданно подхватилась. Сидя на подстилке, она спросонок терла глаза и тревожно озиралась по сторонам. Придя, наконец, в себя, она в испуге спросила:
— Что случилось? Почему свистела милиция?
Я улыбнулся.
— Да здесь и духу нет никакой милиции. Это вон та птица, что летит вдоль берега, кричала как милицейский свисток, когда пролетала над нашими головами.
Она посмотрела вслед удаляющейся птице.
— Вот это птичка! С меня ростом, наверное.
— Да нет, чуточку поменьше, — успокоил я ее.
Она промокнула простыней выступивший на лице пот.
— Ну и жарища! А который час?
Я вынул из кармашка рюкзака часы и посмотрел на циферблат.
— В Елизарово пять минут одиннадцатого утра.
— Вот это да! — всполошилась она. — Мне же в десять должны были звонить, а меня дома нет. Как я теперь оправдаюсь?
— Да успокойтесь Вы, Мария Юрьевна. Вы же не напроказившая школьница, в конце концов, и не на службу Вам, — попытался я ее успокоить. — Скажете, что так обстоятельства сложились — вот и все.
— Понимаете, это серьезно и строго.
— Вас контролирует ревнивый мужчина? — неудачно пошутил я.
Она с досадой махнула рукой.
— Да нет у меня никакого мужчины!
— Тогда кто вправе требовать от Вас каких-либо оправданий?
Она внезапно изменила тему разговора.
— Ужасно пить хочется… У нас вода есть еще?
Я достал баклажку с остатками воды и протянул ей. Сидя на подстилке, она жадно глотала теплую, отдающую синтетикой воду, а я любовался женственными линиями ее тела, еще не утратившего привлекательности.
— Ой, я почти все выпила… — спохватилась она.
— Вот и отлично. Спокойно допивайте до конца.
— А как же вы?
— Обо мне не беспокойтесь. Во-первых, я только что попил. Как раз перед Вашим пробуждением. А во-вторых, сейчас мы окунемся в море, и я отведу Вас к холодной и вкусной воде, — пообещал я и протянул ей кроссовки.
— Зачем они мне? — искренне удивилась она. — Мы же в море идем.
— Обувайтесь. Песок сейчас очень горячий. Как в пустыне Сахара, а то и того более. Пока мы дойдем до воды, Вы ноги до пузырей обожжете.
Оставив обувь у кромки мокрого песка, мы пошли к отступившей полосе прибоя босиком по разогретому на солнце тонкому слою осклизлого ила, подернутого светло-зеленой тиной. Ил шевелился от копошащегося в нем великого множества мелких крабов, многоножек и прочей живности. Море было теплым и на удивление спокойным.
Поплавав с полчаса, мы вернулись к лагерю. Я бросил ружье на подстилку и перетащил ее в сместившуюся тень. Мария Юрьевна остановилась на солнцепеке, подставляя спину горячим лучам.
— Оденьтесь, обгорите ведь.
— Да я ненадолго. Только отогреюсь немножко, — оправдывалась она.
Я протянул ей штормовку.
— Наденьте. Вы уже и так покраснели, как рак. Собирайтесь. Пойдем к холодной пресной воде.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет. Это в другой раз. А сейчас пойдемте домой. Я очень волнуюсь, что там без меня творится.
— Куда Вам спешить? Вам же не на службу. Вы, к тому же, говорили, что живете совсем одна.
Несколько минут Мария Юрьевна сидела молча. Потом сказала:
— Ну, знаете… Может, например, позвонить сын.
Она достала из косметички мобильный телефон, нажала кнопку вызова и приложила к уху. Я отвел ее руку и ткнул пальцем в экран мобильника.
— Видите — сигнал базовой станции отсутствует. Так что звонить бесполезно.
— Интересно, почему? Сейчас ведь откуда угодно позвонить можно.
— А отсюда нельзя. И неизвестно, будет ли это вообще когда-нибудь возможно.
— Опять загадка.
Я предпочел промолчать, хотя понимал, что это немного нетактично.
— Тогда тем более нужно идти домой, — сказала она без намека на сомнение. — Только… перекусить бы чего-нибудь.