Полное собрание сочинений

АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Вот именно. Поэтому я и не хотел к ним переезжать. Но выхода не было — жизнь вынудила.

МАРИНА СТЕПАНОВНА. На веку, как на долгой ниве. Всего повидать можно. Что-то меня ждет? Боюсь немощной старости, Антон Прокофьевич. Ох, как боюсь!

АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Кто же ее не боится? А как Вы со вторым мужем жили, нормально? Мне вот кажется, что после моей Галины Куприяновны я бы ни с кем не ужился. Не смог бы ни к кому притереться.

МАРИНА СТЕПАНОВНА. С моим вторым мужем? Тут однозначно не ответишь. Человек он был сложный, противоречивый. Самым тяжелым его качеством была патологическая скупость. Каждую копейку, каждый кусок считал. Все делил и на всем сорвать хотел!

АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. С мужиками это бывает на старости лет. Кем он был по профессии?

МАРИНА СТЕПАНОВНА. Кадровым военным. Я его знала только отставным полковником. Очень он гордился своим званием, наградами и заслугами. И в то же время смеялся над патриотизмом, верноподданичеством, идейностью.

АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. У полковников скупость в девяноста девяти процентах случаев развивается. У профессоров тоже. А об академиках и генералах и говорить нечего! На старости лет становятся ужасными скупердяями. Просто плюшкины!

МАРИНА СТЕПАНОВНА. А мой сын говорит, что Плюшкин, по сравнению с моим покойным Савелием Палычем, — добряк и расточитель.

АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. (Смеется.) Как же Вы с ним жили?

МАРИНА СТЕПАНОВНА. Вы знаете, и неплохо. Он был замечательным собеседником, имел тонкое чувство юмора, искренне обо мне заботился. Короче, когда он умер, мне стало гораздо хуже, чем когда он был жив. Даже когда лежал на смертном одре.

АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Значит, Вы его все-таки любили.

МАРИНА СТЕПАНОВНА. Я Вам только-что сказала насчет любви в этом возрасте.

АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Но жизнь показывает, что прав все-таки я. Вспомните: (Поет.)

Любви все возрасты покорны.

Ее порывы благотворны…

(Входит Виктор. Увидев сидящих на скамейке, пытается сделать вид, что их не заметил, и проскочить в подъезд.)

МАРИНА СТЕПАНОВНА. Витенька! Что же ты мимо проходишь?

ВИКТОР. (Подходит) Да так — не хотел мешать Вашей беседе.

МАРИНА СТЕПАНОВНА. Антон Прокофьевич, это мой младшенький внучок Витя. Ваш сосед, Антон Прокофьевич.

АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Очень рад, молодой человек. Будем знакомы.

Занавес.

2.5. КАРТИНА ПЯТАЯ

Кватрира Ростислава и Саши. Саша вяжет на спицах свитер. Никита и Виктор играют в шахматы. Входит Марина Степановна.

МАРИНА СТЕПАНОВНА. (Вносит на блюде эклеры.) Мальчики, попробуйте, каких я напекла Вам эклерчиков!

НИКИТА. (Берет эклер и пробует.) Высокий класс, бабушка!

ВИКТОР. (Тоже пробует.) Супер-экстра! У нашей бабушки золотые руки. (Дожевывает остатки эклера и целует Марину Степановну.) Спасибо, бабушка!

НИКИТА. Опередил меня! Бабушка, дай и я тебя поцелую! (Целует.)

ВИКТОР. Бабушка, а как ты наполняешь эклеры кремом, что оболочка остается неповрежденной?

МАРИНА СТЕПАНОВНА. Вот! Видишь, не только папа твой научный работник. Тут тоже целая наука. Ты-то сам как думаешь?

ВИКТОР. Ума не приложу. Вроде бы вся оболочка целая, хрупкая, а внутри полно крема. Я в прошлый раз искал отверстие, через которое ты наполняла. Тщетно — все целехонько. Бабушка, ну пожалуйста, удовлетвори мое любопытство — открой секрет! Я никому не скажу, честное слово!

МАРИНА СТЕПАНОВНА. Много будешь знать — скоро состаришься.

ВИКТОР. Ну и пусть состарюсь. Все равно открой. (Обнимает Марину Степановну и целует.)

МАРИНА СТЕПАНОВНА. Ишь, хитрец какой. Знаешь, что я не могу устоять перед твоими поцелуями и пользуешься этим. Ты так все мои секреты выведаешь. Все просто. Набираю крем в специальный шприц — ты его видел — и продырявливаю им оболочку. Запускаю внутрь крем. А потом — в этом главный секрет — заклеиваю отверстие кусочком другого эклера, который я предварительно разламываю, чтобы делать эти латки. Вот и все.

ВИКТОР. А чем ты заклеиваешь?

МАРИНА СТЕПАНОВНА. Глазурью, которой потом поливаю сверху все эклерчики. И склейки не видно. Понял?

ВИКТОР. Теперь-то понял! Но попробуй догадаться! (Виктор и Никита продолжают играть в шахматы.)

МАРИНА СТЕПАНОВНА. То-то! Знай наших! (Подходит к Саше.) Сашенька, оцени и ты мое искусство!

САША. (не прекращая вязания) Спасибо. Я его уже давно оценила и считаю себя Вашей ученицей. За ужином попробую — с чаем.

МАРИНА СТЕПАНОВНА. Сними хотя бы пробу.

САША. (Кладет на колени вязание, пробует и остаток кладет назад на блюдо.) Как всегда великолепно. Это пусть Ростик доест. Он в спальне к лекции готовится.

ВИКТОР. Все, сдаюсь. (Кладет короля на доску. Никита смеется и складывает фигуры. Виктор встает. Подходит к Марине Степановне.) Бабушка, давай я доем. (Доедает. Садится в кресло и листает книгу.)

МАРИНА СТЕПАНОВНА. (Ставит блюдо на стол.) Сашенька, ты назвала себя моей ученицей?

САША. Да, а что в этом не так?

МАРИНА СТЕПАНОВНА. Все так. Ученик всегда должен превзойти учителя.

САША. Не обязательно. Только способный ученик хорошего учителя. Но у меня такие эклеры пока еще не получаются.

МАРИНА СТЕПАНОВНА. Понятно. Значит, я плохая учительница.

САША. Совсем нет. Просто я плохая ученица.