Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

Прошло четыре мсяца. Партія, въ которой шла Маслова, еще не дошла до мста. Нехлюдовъ все время халъ за партіей и, какъ это ни было непріятно ему, везд долженъ былъ входить въ общеніе съ властями, чтобы покровительствовать пересылаемымъ, и везд власти оказывали ему вниманіе.³⁷⁹ Нехлюдову удалось на пути исполнить то, что ему совтовала Вра Ефремовна – поместить Маслову съ политическими; самъ же онъ съ добродушнымъ Тарасомъ,³⁸⁰ мужемъ Федосьи, иногда отставалъ отъ партіи, иногда перегонялъ ее, халъ впередъ на этапъ и приготовлялъ помщеніе. Иногда самъ оставался ночевать въ той деревн, гд

былъ этапъ, иногда, когда былъ смирный конвойный, проводилъ вечера съ политическими.

Перездъ по желзной дорог, на пароход и потомъ шествiе по этапамъ, въ особенности шествіе по этапамъ открыло Нехлюдову такія новыя подробности быта арестантовъ, которыхъ онъ никогда не могъ бы себ представить. Чмъ больше онъ узнавалъ бытъ этихъ людей, тмъ больше онъ убждался, что тюрьма, пересылка, каторга – все это какъ бы нарочно выдуманныя учрежденія для производства сгущеннаго до послдней степени разврата и порока, которыхъ ни при какихъ другихъ условіяхъ нельзя бы было произвести. Были, казалось, нарочно собраны сотни тысячъ людей самыхъ разнообразныхъ, большей частью³⁸¹ точно такихъ же, какъ все обыкновенные люди, живущіе на вол, только немного бол

е возбудимые, чмъ большинство людей, и къ этимъ людямъ, какъ къ заваренному тсту, были присоединены, какъ закваска, съ одной стороны небольшой процентъ³⁸² невинныхъ, напрасно мучимыхъ людей и съ другой – такой же небольшой процентъ, исключительно развращенныхъ и лишенныхъ человческаго образа острогами, озлобленныхъ людей, старыхъ каторжниковъ, бглыхъ, бродягъ и т. п. Вс эти люди поставлены въ самыя нечеловческія условія³⁸³ поруганія, безправія, неволи, страха, полной обезличенности [?], примра жестокости и безнравственности своихъ стражниковъ и полной праздности.

<И эта высокая степень³⁸⁴ разврата и порока была произведена одинаково и въ сред арестантовъ и въ сред т

хъ людей, которые содержали, переправляли, усмиряли ихъ, сред смотрителей, ихъ помощниковъ, надзирателей, этапныхъ начальниковъ, солдатъ и конвойныхъ.>

Вс эти люди были поставлены въ такія неестественныя, нечеловческія отношенія и другъ къ другу и къ своимъ стражникамъ, что для того чтобы поддерживать эти отношенія, имъ необходимо было не только запутать въ себ главную пружину жизни человческой – любовь къ ближнему, но и вызвать въ себ все самое зврское, что только есть въ человк, – ³⁸⁵ жадность къ животнымъ наслажденіямъ, хвастовство, обманъ, потребность одурманенія и заглушенія требованiй разума и сердца.³⁸⁶

На этапахъ, въ острогахъ и въ пути Нехлюдовъ вид

лъ ужасные по своей жестокости поступки арестантовъ, совершенно не свойственные русскому, какъ онъ понималъ его, да и вообще всякому человку. Онъ видлъ, какъ среди арестантовъ уважалось только то, что обыкновенно презирается: уважались обманъ, ложь, жестокость, насиліе. Онъ видлъ нетолько то, какъ арестанты, здоровые, сильные, на тсныхъ этапахъ хвалились тмъ, что захватывали лучшія мста, а больные чахоточные оставались подъ дождемъ, но видлъ, какъ³⁸⁷ арестантъ, сломавшій два ребра мужу, заступившемуся за жену, пользовался сочувствіемъ всхъ присутствовавшихъ при драк; видлъ страшное безстыдство женщинъ, которыя гордились и хвастались своимъ развратомъ. Видлъ ужасныя сцены всякаго, самаго противуестественнаго разврата, узаконеннаго и одобряемаго общественнымъ мнніемъ острога. Мало того, острожные люди, очевидно, гордились, хвастались своими дурными поступками.