Вчера Аг[аѳья] Мих[айловна] долго сидѣла и плакала, и горевала, какъ всегда странно, но искренно: «Левъ Н[иколаевичъ], батюшка, скажи что жъ мнѣ дѣлать. Я, боюсь, съ ума сойду. Приду къ Шумихѣ,3
обниму ее и заплачу; нѣтъ, Шумиха, нашего голубчика», и т. д. И сама плачетъ. А нынче ѣду изъ Ясенковъ, куда я ѣздилъ взять пистоновъ, патроновъ и конвертовъ, и на встрѣчу ѣдетъ тройка хорошихъ мужицкихъ лошадей маленькой рысью, сидятъ на передкѣ два молодыхъ парня и везутъ что то странное, — мнѣ показалось — цвѣты въ горшкахъ и все въ цвѣту розовое, бѣлое. Поровнялся ближе — ящикъ черный и весь укладенъ вѣнками живыхъ, свѣжихъ цвѣтовъ. — Что везете? — Господина. — Какого? — Мертваго господина. — Кто онъ? — Глазковъ.4 — Везутъ въ имѣнье. Такъ странно.Вчера послѣ Аг[афьи] Мих[айловны] поѣлъ я капусты на ночь. И такой капусты, какъ у Мар[ьи] А[фанасьевны], нѣтъ нигдѣ на свѣтѣ. Долго не могъ заснуть, но спалъ хорошо. И нынче съ удовольствіемъ позанялся. Хотя мало, но толково, такъ что испытываю давно неиспытанное чувство, что заработалъ хлѣбъ. A хлѣбъ отличный — щи зеленые, солонина и опять капуста съ квасомъ.
Утромъ до кофея ходилъ на деревню къ старостѣ, и тамъ съ тремя стариками: Матвѣй Егоровъ,5
Титъ6 и Петръ Осиповъ7 — судили, какъ раздѣлить безъ грѣха Алексѣево наслѣдство. Варвара одна ужасно жадничаетъ. Ну какже не зло проклятыя деньги. Она плачетъ отъ зависти, и жалко ее. Надо будетъ постараться8 развязать грѣхъ, какъ ты съ Лoxмачихой.9Еще за Хининомъ одна жалкая Воробьевская10
приходила; еще одна, оставшаяся послѣ мужа, посаженнаго въ острогъ прокурорами, прежалкая; я и его, и ее знаю. Еще Курносенкова11 вдова не можетъ раздѣлаться съ Гр[игоріемъ] Болхинымъ12 за землю. И этихъ надѣюсь помирить. — Осипъ Наумычъ13 сидѣлъ утромъ. Принесъ меду. И все жалуется на сына. Посылаетъ ночевать на осякъ. Холодно подъ шубенкой одной. Гонитъ; а то, говоритъ, не стану хлѣбомъ кормить. — Вотъ эпизодъ изъ настоящей нужды деревенской, кот[орую] такъ мы мало знаемъ.Писемъ отъ тебя не получалъ и сейчасъ повезу на Козловку это письмо незапечатанное. Тамъ припишу въ отвѣтъ. Ночь чудная — ни городовыхъ, ни фонарей, a свѣтло и спокойно. Изъ хозяйственныхъ дѣлъ одно чуть было не огорчило меня, — это то, что за садомъ мыши объѣли штукъ 300 прекрасныхъ яблонь. — Другое то, что мы должны были Ал[ексѣю] Степ[ановичу], а теперь его наслѣднику жалованья 260 р. Это вѣрно по книгамъ и его книжкѣ, а всетаки мнѣ чуть было не показалось непріятно. —
Взялъ я съ собой Бальзака14
и съ удовольствіемъ читаю въ свободный минуты. — Видишь ли, я исполняю твою программу писанія писемъ — нигдѣ не пишу: I hope,15 а все про себя. А между тѣмъ много бы хотѣлось сказать разныхъ I hор’овъ и о тебѣ и о маленькихъ, и о здоровьи Маши, и объ ученьѣ Илюшѣ, и о страстности къ веселью и унылости къ занятіямъ Тани. Ну вотъ, обнимаю тебя и дѣтей.Сейчасъ получилъ твое хорошее письмо.16
Прекрасно сдѣлала, что не пустила Таню,17 и все пока хорошо у тебя, также какъ у меня. Что дастъ Богъ завтра. Цѣлую тебя, милая.Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 160—162. Датируется на основании почтовых штемпелей: «Почтовый вагон. 11 апреля 1882; Моск. центр. почт. отд. 11 апреля 1882» и пометы Толстого «пятница»; пятница падала на 9 апреля 1882 г. В ПЖ датировано 8 апреля.
1
[состязание в благородстве.]2
Толстой отдал в журнал «Русская мысль» свою «Исповедь», корректуры статьи проходили в апреле и мае 1882 г. Набиралась статья в «Русской мысли» под заглавием «Вступление к ненапечатанному сочинению».3
Собака.4
Иван Иванович Глазков (р. 1823 г.), умер 6 апреля 1882 г., похоронен в селе Покровском-Ушакове Крапивенского уезда Тульской губернии.5
Матвей Егорович Егоров (1816—1892).6
Тит Ермилович Зябрев (1829—1894).7
Петр Осипович Зябрев (1843—1906), сын Осипа Наумовича и кормилицы Толстого Авдотьи Никитичны. Девяти лет поступил в яснополянскую школу, учился также у семидесятипятилетнего дворового Фоки Демидовичу Кремнева. Был хорошо грамотен, любил чтение. Когда драма Толстого «Власть тьмы» была прочтена А. А. Стаховичем некоторым крестьянам Ясной поляны, то Зябрев заметил: «Дурак Микитка, зачем повинился». Мнение это очень огорчило Толстого.8
9
Татьяна Ивановна Лохмачева (р. 1832), замужем за Тимофеем Дмитриевичем (1851—1880), мать Параши-дурочки, по прозвищу «Кыня». «Крестьянка в Ясной поляне. В ее семье вышла ссора из-за шубы, обещанной в приданое невесте сына Лохмачевой и не отданной еще. Позвали меня мирить. Я долго уговаривала не нарушать свадьбы любящих двух юных существ. Ничего не действовало. Тогда я выбросила на стол бумажку в десять рублей, и всё устроилось. Молодые прожили в любви всю свою жизнь. А шуба была тогда куплена за десять рублей» (н. п. С. А.).