Но и очеловечивая гоголевского «смешного» героя, Достоевский опирается на традицию Гоголя. Последний в «Записках сумасшедшего» и «Ревизоре» показал, что пошлый чиновничий мир Поприщиных и Хлестаковых имеет свое псевдоидеальное дополнение в статьях булгаринской «Северной пчелы» и сочинениях Брамбеуса-Сенковского, представляющих как бы его литературную атмосферу. Это позволило Гоголю объединить в своих повестях и «Ревизоре» критику бюрократической системы Николая I с полемическими выпадами против реакционной литературы и журналистики 1830-х годов. Опираясь на пример Гоголя, Достоевский знакомит читателя с теми литературными произведениями, которые сформировали душевный мир его героев, дает им возможность установить и высказать свои литературные симпатии и антипатии. При этом литературная среда, в которую погружены герои Достоевского, оказывается значительно более сложной, чем у Гоголя: благородный студент Покровский изображен в романе в качестве горячего поклонника Пушкина; поэтический мир последнего оказал воздействие и на нравственное формирование Вареньки. В отличие от Вареньки Макар Алексеевич, так же как гоголевские чиновники, — читатель «Северной пчелы», повестей Брамбеуса, сентиментальных («сказочных», по терминологии Белинского) романов со счастливым концом (вроде упоминаемого им романа Дюкре-Дюмениля: см. ниже, примеч. к стр. 59). Описание его впечатлений от литературных чтений у его соседа Ратазяева дает автору возможность пародировать в романе излюбленные литературные жанры и произведения тех писателей 1840-x годов, которые противостояли пушкинской и гоголевской реалистической традиции. Из этих пародий одна («Ермак и Зюлейка») направлена против псевдоисторических повестей и романов, в том числе романов Ф. В. Булгарина и Н. В. Кукольника, две остальные («Итальянские страсти» и «Знаете ли вы Ивана Прокофьевича Желтопуза?») — против подражателей А. А. Бестужева-Марлинского и Гоголя, разменивающих их образы и приемы на мелкую, ходячую монету. Наконец, эпизод чтения Макаром Алексеевичем «Повестей Белкина» и гоголевской «Шинели» позволяет Достоевскому показать живое воздействие на душу простого человека настоящей, большой литературы, правдиво и проникновенно изображающей его трагическую судьбу и душевные переживания. При этом между Пушкиным и Гоголем проведено различие: гуманизм Пушкина и его глубокое участие к Самсону Вырину находят в душе Девушкина благодарный отзвук, а суровая и безжалостная по отношению ко всяческим спасительным иллюзиям правда Гоголя вызывает у Макара Алексеевича протест и вместе с тем способствует уяснению им безнадежности своего положения.
Одна из черт писательского своеобразия Достоевского, многократно отмечавшаяся исследователями, состоит в том, что, решая в своих произведениях проблемы, поставленные перед ним текущей общественной жизнью, писатель остро ощущал преемственную связь этих проблем с проблемами, поставленными предшествующей русской и мировой литературой. Отсюда частые у Достоевского сопоставления своих героев с героями предшествующей литературы, вскрывающие психологическое сходство и различие между ними. Эта особенность стилистики Достоевского проявилась уже в «Бедных людях». С помощью ряда историко-литературных ассоциаций, отраженных в тексте романа (имена героев, прозвища слуг — Тереза и Фальдони и т. д.), он сложным образом соотносит героев и жанр своего первого романа с традиционными героями и жанром сентиментального «романа в письмах» конца XVIII — начала XIX в. (см. об этом выше, стр. 469). Точно так же сопоставление Девушкина с пушкинским Выриным и гоголевским Акакием Акакиевичем не только служит средством обрисовки различных граней духовного мира главного героя, но и выявляет сложное отношение автора к творчеству и традициям его предшественников (об отношении молодого Достоевского к Пушкину и Гоголю, кроме названных выше работ Виноградова и Бема, см. замечание Страхова:
Толки о «Бедных людях» и о появлении в литературе «нового Гоголя» начались почти сразу же после знакомства Белинского с романом — под влиянием устных отзывов о нем самого критика, Григоровича, Некрасова и других лиц, которым роман стал известен в рукописи или авторском чтении. В письме к брату от 8 октября 1845 г. Достоевский писал: «… о „Бедных людях“ говорит уже пол-Петербурга», а в следующем письме от 16 ноября, сообщая о знакомстве с В. Ф. Одоевским, В. А. Соллогубом и И. С. Тургеневым, замечал: «… никогда, я думаю, слава моя не дойдет до такой апогеи, как теперь. Всюду почтение неимоверное, любопытство насчет меня страшное». Приведенные слова автора «Бедных людей» подтверждает и позднейшее свидетельство В. Н. Майкова: «Еще в ноябре и декабре 1845 года все литературные дилетанты ловили и перебрасывали отрадную новость о появлении нового огромного таланта» (