Полное собрание сочинений. Том первый. Бедные люди. Повести и рассказы (1846-1847)

Авторы «физиологических» очерков изображали каждый раз лишь один из многочисленных «типов» населения столицы. Молодой Достоевский же, пользуясь материалом столичной «физиологии», строит на этой основе роман с единой, развивающейся фабулой. И при этом он хочет не только обрисовать в нем социальную судьбу «бедных людей», окружающую их обстановку и среду, но и предельно полно выразить их внутренний мир. Это побудило Достоевского избрать для своего первого произведения форму романа в письмах, которая давала автору возможность объединить в нем описательный, «физиологический» материал с эмоциональным, лирическим тоном изложения, глубоким психологическим раскрытием души «бедных людей». Обращение к эпистолярной форме позволило Достоевскому воспользоваться для анализа психологии обоих главных героев теми разнообразными приемами тонкого «микроанализа» человеческой души, которые были разработаны создателями сентиментального («Новая Элоиза» Руссо, «Страдания юного Вертера» Гете; в России — «Письма Эрнеста и Доравры» Ф. Эмина) и романтического («Жак» Ж. Санд; русский перевод — 1844) романа в письмах, а также психологического романа-исповеди 1830–1840-х годов (см. о традиции «романа в письмах» в «Бедных людях»: Виноградов,

стр. 338–339; Шкловский,

стр. 19–49; Фридлендер,

стр. 62–64). Эпистолярная форма позволяла передать в романе слово самим персонажам и при этом, по примеру Гоголя, сделать их язык и стиль своеобразным масштабом, отражающим уровень их духовной жизни, выявляющим их силу и слабость, их ограниченность и нравственные потенции.

О том, что выбрать форму романа в письмах его побудило желание, нигде не выказывая «рожи сочинителя», передать слово самим героям, предоставив им полную свободу выявления своего отношения к окружающему миру и своего «слога», Достоевский писал в цитированном письме к брату от 1 февраля 1846 г., возражая критикам «Иллюстрации» и «Северной пчелы»: «Во всем они привыкли видеть рожу сочинителя; я же моей не показывал. А им и невдогад, что говорит Девушкин, а не я, и что Девушкин иначе и говорить не может». Здесь же, отвергая упрек в растянутости романа, Достоевский мотивировал ее также особенностями избранной им формы, рассчитанной на изображение не столько внешних событий, сколько их отражения в сознании героев, взятом в движении и смене душевных состояний («Роман находят растянутым, а в нем слова лишнего нет»). Как показал М. М. Бахтин, особенностью речи Девушкина является его постоянная, скрытая оглядка на «чужую речь» (см.: Бахтин,

стр. 274–282), а В. В. Виноградов тонко уловил в его языке отзвуки «голоса» автора-рассказчика (см.: Виноградов, О языке, стр. 477–492).