Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 5. Пьесы (1911–1921)

Проникновение одной из машинописных копий текста трагедии (не авторизованной) за рубеж в 1931 г. — история, имеющая вполне детективный характер (см. вступительную статью к разделу «Комментарии» в наст. томе), — стало началом освоения пьесы Гумилева критикой. Впрочем, первые отклики о ней были малообнадеживающими: так, например, в статье одного из первых счастливых обладателей копий текста Л. Львова (написанной к десятилетию гибели поэта) «Отравленная туника» хотя и цитировалась, но фигурировала скорее в «мемориальном», нежели в актуальном контексте (см.: Россия и славянство (Париж). 29 августа 1931). Еще более жестко отозвался о трагедии уже в начале 50-х годов Ю. Терапиано (тоже обладатель копии текста): «“Отравленную тунику” нельзя отнести к удачным произведениям Гумилева. Схематичность характеров всех действующих лиц и искусственность развития всех конфликтов на протяжении всего только 24-х часов еще больше усиливают впечатление надуманности трагедии. Трагедия имеет не столько чисто литературный, сколько историко-литературный интерес, и в этом смысле издание “Отравленной туники” как известного этапа творческого пути Гумилева будет интересно» (Новое русское слово (Париж). 22 октября 1950).

Парадокс заключался в том, что все инвективы критики читателям приходилось принимать на веру, ибо самостоятельного мнения о достоинствах и недостатках гумилевской пьесы они составить не могли: «Отравленная туника», вероятно, несколько раз «всплывала» в анонсах эмигрантских издательств (по крайней мере, Г. П. Струве пишет об одной из машинописных копий с пометой: «Печатается отдельным изданием (? — Ред.

) впервые. Книгоиздательство “Свеча”. Париж, 1934» — см.: СС III. С. 246–247), но до публикации хотя бы самым мизерным тиражом дело не доходило.

Текст трагедии был впервые опубликован Г. П. Струве в сборнике «Неизданный Гумилев» (Нью-Йорк, 1952) и сопровожден обширными текстологическими и историко-литературными комментариями. Публикация Струве — весьма удачная текстологическая реконструкция, произведенная им на основании черновых вариантов трагедии, которые находились у него в составе переданного Б. В. Анрепом «лондонского архива» поэта, а также — трех копий так наз. «артемьевской машинописи», сделанных Л. И. Львовым, Н. П. Гронским и С. К. Маковским. В таком виде текст был воспроизведен и в СС III, а затем (с минимальными изменениями) — в ДП и Соч II. В настоящем издании текст трагедии публикуется по авторизованной машинописи (впрочем, расхождение его с версией «Неизданного Гумилева» не очень существенно).

Г. П. Струве и В. Н. Сечкареву принадлежат и самые обстоятельные на настоящий момент работы о трагедии. Г. П. Струве очень подробно разбирает исторический «фон» трагедии, приходя к выводу, что об «историчности» ее можно говорить лишь весьма условно. «За историей Гумилев следовал гораздо меньше, чем Пушкин за Карамзиным в “Борисе Годунове”. Делал он это не по незнанию, а, вероятно, вполне сознательно, руководствуясь в первую очередь драматическими соображениями. <...> ...Пьеса построена не вокруг исторических событий, а вокруг личного конфликта и личной проблемы, и Гумилеву был важен лишь общий исторический фон и психологическая верность портретов главных исторических персонажей» (СС III. С. 250, 252). В. Н. Сечкарев обращает основное внимание на анализ содержания трагедии. Он весьма подробно (хотя несколько механически-повествовательно) разбирает каждую сцену, заключая в итоге: «“Победа зла”— так можно было озаглавить трагедию Гумилева. Она не кончается идеально-христианским апофеозом “Гондлы”. <...> Здесь и Царь, и Зоя, и Имр гибнут бессмысленно. Гумилев не видит возможности катарсиса» (СС III. С. XXXVI).