Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 7. Статьи о литературе и искусстве. Обзоры. Рецензии

Стр. 3–8. — Заявление Гумилева о том, что «стихийных духов в природе нет» можно рассматривать как декларативный отказ от оккультных увлечений, определявших специфику его художественного мировидения 1906–1907 гг. (см. об этом комментарии к №№ 1–3 в т. VI наст. изд.; ср. эту декларацию с заявлением о «земной тяжести» «ангелов, демонов, стихийных и прочих духов» в гумилевском акмеистическом манифесте 1913 г. (№ 56 наст. тома, стр. 109–112), а также — со ст-нием «Естество» (1919, № 27 в т. IV наст. изд.): «Я не печалюсь, что с природы / Покров, ее скрывавший, снят, / Что древний лес, седые воды / Не кроют фавнов и наяд». О религиозно-философской значимости подобной «натурфилософской» мировоззренческой метаморфозы в творческом и личном развитии поэта см.: Зобнин (гл. «Сфинкс без загадки»). Оккультные доктрины учат, что четыре «первоэлемента» — земля, вода, воздух и огонь — обладают невидимыми духовными составляющими, «стихийными сущностями» (elemental essences). «Как видимая Природа населена бесчисленным количеством живых существ, так и, согласно Парацельсу, невидимый духовный аналог видимой Природы <...> населен сонмами любопытных существ, которых он назвал стихиями, и которые были потом переименованы в природных духов. Парацельс разделял их на четыре группы, которые названы им гномами, ундинами, сильфидами и саламандрами» (Холл М. П. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцерской символической философии. Новосибирск, 1993. С. 381–382). Гномы, согласно этой доктрине, обитают в «истощенном теле земли, называемом земным эфиром» и «работают в элементах на колебательном уровне столь близко к материальной земле, что они имеют колоссальную власть над скалами и растениями, и даже над минеральными элементами в животном и человеческом царствах» (Холл. С. 385–386). Стр. 24. — Имеются в виду ранние «фламандские» мажорно-натуралистические (в «рубенсовском» духе) ст-ния «Свиньи» и «Корова». Стр. 24–25. — Цитируется ст-ние «Женщина в черном» в переводе В. Я. Брюсова (Женщина в черном, / На перекрестке, со взором упорным, / Кого же ты ждешь? / — Того, чей окровавлен нож). Стр. 25–26. — Имеется в виду ст-ние «Банкир». Стр. 26–27. — Тема «города, сосущего кровь из деревень» — сквозная в творчестве Верхарна — от относительно ранних ст-ний «Лондон» и «Улица» до сборника «Города-спруты» («Les Villes tentaculaires», 1895). Стр. 29–30. — Называются три книги Верхарна — «Вечера» («Les Soirs», 1887), «Крушения» («Les Débâcles», 1888), «Черные факелы» («Les Flambeaux noirs», 1890). Эти три книги знаменуют собой так называемый второй, «кризисный период» в творчестве Верхарна, выражая крайне «декадентские» переживания человека на грани отчаяния, предчувствия «всеобщей гибели» и т. д. Стр. 30. — Отсылка ко второму действию «Золота Рейна» Р. Вагнера (эпизод похищения сокровищ нибелунгов Вотаном и Логе). Ср. влияние этого же мотива, причудливо преломленного в рассказе О. Бердслея «Под холмом», на очерк Гумилева «Карты» (комментарий к стр. 26–29 № 2 в т. VI наст. изд.). Стр. 36. — Книга «Вся Фландрия» («Tout la Flandre», 1904–1911) в творчестве Верхарна — своеобразный рецидив его ранних настроений эпохи журнала «Молодая Бельгия» — идиллические картины патриархальной Фландрии, лишенные, однако, «рубенсовской» чувственности и «телесности». Стр. 40–41. — Книги «Лики жизни» («Les visages de la vie», 1899) и «Буйные силы» («Les Forces tumultueuses», 1902) содержат «зрелую» лирику Верхарна. Стр. 44–46. — Ср.: «Все, что интересует человека, что его мучит или обольщает, все это бросает Верхарн на свою наковальню и перековывает в яркие певучие стихи. <...> Верхарн <...> бесспорно, величайший мастер свободного стиха. Он вознес этот прием стихотворчества до такой высоты, куда не в силах следовать за ним даже самые окрыленные его современники» (Брюсов В. Я. [Рец. на Verhaeren É. Les Villes tentaculaires.] // Весы. 1904. № 3. С. 55). Стр. 51. — Ученый Вагнер — персонаж «Фауста» И. В. Гете, антипод главного героя, скептик, догматик и схоластик, предпочитающий, по словам Мефистофеля, «сухую теорию» «пышнозеленому древу жизни». Стр. 52–54. — Эпизод из «Золота Рейна» Р. Вагнера — похищение огненным богом Логе кольца Нибелунгов у Альбериха — проецируется на отождествление автора текста со злокозненным божеством скандинавской мифологии Локи в стихотворении Брюсова «Бальдеру — Локи» (1904): «В час веселья, в ясном поле, / Я слепцу вручу стрелу, — / Вскрикнешь ты от жгучей боли, / Вдруг повергнутый во мглу!» (об этом ст-нии Брюсова, имевшем особую значимость в историко-культурном контексте «серебряного века», см.: Брюсов В. Я. Собрание сочинений. В 7 т. М., 1973. Т. 1. С. 624–625; Пайман А. История русского символизма. М., 2000. С. 220, 229–230). Локи и Логе сближались в представлениях фольклористики прошлого века. О генезисе урбанистических мотивов в творчестве Брюсова подробно рассказывается в очерке Д. Е. Максимова «Брюсов. Поэзия и позиция» (Максимов Д. Е. Русские поэты начала XX века. Л., 1986). Стр. 72. — Франциск Ассизский (1181–1226), великий святой западной церкви, проповедовавший «святую бедность» и детски-простое отношение к миру, основатель ордена францисканцев. Стр. 84 — об Эллисе см. №№ 21, 28, 30, 33 наст. тома и комментарии к ним.