Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 7. Статьи о литературе и искусстве. Обзоры. Рецензии

Стр. 1–2. — Центральное положение всех гумилевских работ по теории искусства — обязательное соотнесение эстетики с «традиционалистской» этикой, так что акмеистическое понимание эстетики можно сформулировать как «производная от этики» («хорошо» (этика) — «прекрасно» (эстетика)). Ср. в «Наследии символизма...»: «Здесь этика становится эстетикой, расширяясь до области последней» (№ 56 наст. тома, стр. 69–70). Стр. 3–4. — Ср. версию «двух путей» художника с анализом экспозиций «двух салонов» в одноименной статье (№ 4 наст. тома). Стр. 27. — Бенуа Александр Николаевич (1870–1960) — живописец, график, театральный художник, историк и теоретик искусства, духовный лидер объединения «Мир искусства». Стр. 31. — Петров-Водкин Кузьма Сергеевич (1878–1939) — живописец, график, выдающийся новатор в области перспективы. Стр. 34–37. — См. стр. 10–21, 35–42 № 4 наст. тома. Стр. 40–41. — О «внутренней близости Рериха и Гумилева» см.: Вагин Е. Поэтическая судьба и миропереживание Н. Гумилева // Беседа (Париж). 1986. № 4. С. 175–179. По наблюдению Ю. В. Зобнина, антитетическое противоположение «народного» и «национального» — очень важный аспект в художественно-философском миросозерцании Гумилева, объясняющий специфику его патриотических убеждений. «...В поэзии Гумилева «Русь» всегда противопоставляется «России» — в пользу последней. С понятием «Русь» в творчестве Гумилева всегда связывается либо язычество, либо сектантская, «распутинская» оргиастическая ересь, т. е. та «русская дикость», которая так умиляла Блока и к которой Гумилев не испытывал никогда ни малейшей симпатии. <...> С другой стороны, понятие «России» — одно из центральных позитивных понятий в творчестве Гумилева:

Золотое сердце России

Мерно бьется в груди моей».(Зобнин. С. 335)

«Гумилев, — писал Н. А. Оцуп, — выражал чувство русского европейца, осознавшего прелести родной страны, но ненавидевшего ее невежество» (Оцуп. С. 139). Стр. 50. — Люкш-Маковская Елена Константиновна (ум. 1968) — художница, сестра С. К. Маковского. Стр. 54. — О влиянии картины Льва Самойловича Бакста (1866–1924) «Terror antiquus» на эстетическое сознание эпохи см.: Грякалова Н. Ю. Н. С. Гумилев и проблемы эстетического самоопределения акмеизма // Исследования и материалы. С. 107.

14

Речь. 4 мая 1909.

СС IV, ЗС, ПРП 1990, СС IV (Р-т), Соч III, Изб (Вече), Гумилевские чтения 1984, Лекманов, Москва 1988.

Автограф — РГБ. Ф. 25. П. 7. Ед. хр. 2.

Дат.: до 4 мая 1909 г. — по времени публикации.

Перевод на англ. яз. — Lapeza.

История знакомства Гумилева с Андреем Белым (Бугаев Борис Николаевич, 1880–1934), определившая во многом дальнейшее отношение Гумилева (в том числе — и Гумилева-критика) к этому замечательному писателю, вполне может быть принята за пересказ одного из «беловских» гротесков.

Их первая встреча произошла во время знаменитого «неудачного визита» Гумилева к Мережковским в Париже 7 января (н. ст.) 1907 г., когда юный «поэт из “Весов”» (как представился Николай Степанович) был самым грубым образом высмеян и изгнан хозяевами (см.: АН. С. 426–429; Валерий Брюсов. М., 1976. С. 691 (Лит. наследство. Т. 85)). Белый, приглашенный незадолго до того Мережковскими погостить в Париже, присутствовал при этой трагикомической сцене, с видимым сожалением и симпатией описав затем ее «героя» в своих мемуарах: «...шел от чистого сердца — к поэтам же; в стриженной бобриком узкой головке, в волосиках русых, бесцветных, в едва шепелявящем голосе кто бы узнал скоро крупного мастера, опытного педагога? <...> Сидел на диванчике, сжавши руками цилиндр, точно палка, прямой, глядя в стену и соображал: смеются над ним, или нет: вдруг он, сообразив, подтянулся: цилиндр церемонно прижав, суховато простился; и — вышел, запомнив в годах эту встречу» (Белый Андрей. Между двух революций. М., 1990. С. 157 (Сер. литературных мемуаров)). Гумилев же, с недоумением и возмущением описывая свой визит к Мережковским в письме к Брюсову, заметил: «Никто меня не удерживал, никто не приглашал. В переднюю очевидно из жалости меня проводил Андрей Белый» (АН. С. 426). Этот «жест» Белого, сглаживающий хамство хозяев-Мережковских, а, может быть, и какие-то ободряющие слова, сказанные на прощанье, подвигли Гумилева на вторичный визит — уже к «доброму» Белому в гостиничный номер. Однако Белый в эти дни переживал пик нервной болезни, развившейся у него после краха отношений с Л. Д. Блок (буквально вслед за визитом к нему Гумилева он попадет в больницу, где будет прооперирован), злоупотребляя к тому же спиртным. Находясь в полубреду, он принял вошедшего к нему («Вот — стихи мои!») Гумилева — бледного, со свитками бумаги, в черном сюртуке, манишке и цилиндре — за... явившуюся за ним смерть! Дальнейшее Белый не описывает, ограничившись лаконичным замечанием: «Не везло с Гумилевым!» (см.: Между двух революций... С. 165–166).