Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 7. Статьи о литературе и искусстве. Обзоры. Рецензии

Г. П. Струве не решался приписать «некоторую загадочность» рецензии Гумилева на «Урну» исключительно только обстоятельствам такого экстравагантного «знакомства» (отметим, однако, что творчество Мережковского, как известно, в «Письмах о русской поэзии» было проигнорировано — Ред.), но все же акцентировал внимание на ее (не чисто-отрицательную) двузначность, которой она отличалась, по его мнению, от «всех остальных отзывов Гумилева о современной поэзии»: «Мы находим у Гумилева один развернутый и интересный отзыв о поэзии Белого. Это — отзыв о таком характерном образчике поздней (относительно) поэзии Белого, как сборник «Урна» (1909). <...> Отзыв этот заинтриговывает своей двузначностью. Он начинается с отрицания у Белого... культуры. <...> Дальше Гумилев говорил, что Белый «быстро усвоил все тонкости современной стихотворной техники» и сравнивал его с варваром. <...> Говорил Гумилев также о спорности понимания Белым четырехстопного ямба <...>. Но за этой интригующе отрицательной оценкой Белого-поэта последовало не менее интригующее сопоставление некоторых положительных элементов его творчества. Но итоговой оценки поэзии Белого читатель от него так и не дождался. Впрочем, Белый и не давал повода для такой оценки, поскольку после «Урны» он до самой революции весь ушел в прозу, а с революцией деятельность Гумилева как критика, в сущности, прекратилась» (Struve Gleb. Andrey Bely Redivivus // Janecek G., ed. Andrey Bely: A Critical Review. Lexington: Kentucky UP, 1978. P. 32–33; по-русски, с мелкими изменениями: Неизд 1980. С. 159–162).

Стр. 4. — Как поясняет А. В. Лавров, в этом поэтическом образе «марбургского философа» отразились черты философа-неокантианца, профессора Московского университета Бориса Александровича Фохта (1875–1946), под руководительством которого Белый начал осенью 1904 г. изучать неокантианскую литературу» (Лавров А. В. Андрей Белый в 1900-е годы. М., 1995. С. 267). Но в «Урне» также упоминается «профессор марбургский Коген» (ст-ние «Премудрость») — т. е. известный философ Германн Коген (Cohen, 1842–1918), немецкий философ-неокантианец, глава «марбургской школы». Скорее всего, именно с ним Гумилев ассоциировал и «марбургского философа». Стр. 5. — Ср. авторское «Вместо предисловия» к сборнику «Урна»: «Озаглавливая свою первую книгу стихов «Золото в лазури», я вовсе не соединял с этой юношеской, во многом несовершенной книгой того символического смысла, который носит ее заглавие: Лазурь — символ высоких посвящений, золотой треугольник — атрибут Хирама, строителя Соломонова храма. Что такое лазурь и что такое золото? На это ответят розенкрейцеры. Мир, до срока постигнутый в золоте и лазури, бросает в пропасть того, кто его так постигает, минуя оккультный путь: мир сгорает, рассыпаясь Пеплом; вместе с ним сгорает и постигающий, чтобы восстать из мертвых для деятельного пути». Стр. 9. — «Пепел» (1909) — книга стихов Белого, «Кубок метелей» (1908) — его последняя (четвертая) симфония. «В чрезвычайно сложном по внутренней организации «Кубке метелей» — причудливое сочетание образно-стилистических черт ранних «симфоний» с новыми <...> мотивами, надрывно-трагической интонацией» (РП I. С. 227). Как отметил Г. П. Струве, «можно жалеть, что своего мнения о «Пепле» Белого и его «Симфониях», явно отрицательного, Гумилев нигде подробно не развил» (Неизд 1980. С. 160). Впрочем, претензии Гумилева — коль скоро речь идет о ст-ниях «Пепла», — возможно, вызвала не столько стилистическая «герметичность»: считая поэтическое слово мистически действенным он вряд ли мог одобрить самые известные стихи этого сборника:

Довольно: не жди, не надейся —Рассейся, мой бедный народ!

В пространство пади и разбейсяЗа годом мучительный год!

<...>Туда, — где смертей и болезней

Лихая прошла колея,Исчезни в пространство, исчезни,Россия, Россия моя!