Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

Такое же, или, можетъ быть, еще большее сходство съ Байрономъ является въ Бахчисарайскомъ Фонтан; но здсь искуснйшее исполненіе доказываетъ уже большую зрлость поэта. Жизнь гаремская также относится къ содержанію Бахчисарайскаго Фонтана, какъ Черкесскій бытъ къ содержанію Кавказскаго Плнника: оба составляютъ основу картины, и, не смотря на то, какъ различно ихъ значеніе! Все, что происходитъ между Гиреемъ, Маріею и Заремою, такъ тсно соединено съ окружающими предметами, что всю повсть можно назвать одною сценою изъ жизни гарема. Вс отступленія и перерывы связаны между собой однимъ общимъ чувствомъ; все стремится къ произведенію одного, главнаго впечатлнія. Вообще, видимый безпорядокъ изложенія есть неотмнная принадлежность Байроновскаго рода; но этотъ безпорядокъ есть только мнимый, и нестройное представленіе предметовъ отражается въ душ стройнымъ переходомъ ощущеній. Чтобы понять такого рода гармонію, надобно прислушиваться къ внутренней музык чувствованій, рождающейся изъ впечатлній отъ описываемыхъ предметовъ, между тмъ какъ самые предметы служатъ здсь только орудіемъ, клавишами, ударяющими въ струны сердца.

Эта душевная мелодія составляетъ главное достоинство Бахчисарайскаго Фонтана. Какъ естественно, гармонически, восточная нга, восточное сладострастіе, слилися здсь съ самыми сильными порывами южныхъ страстей! Въ противоположности роскошнаго описанія гарема съ мрачностію главнаго происшествія виденъ творецъ Руслана, изъ безсмертнаго міра очарованій спустившійся на землю, гд среди разногласія страстей и несчастій, онъ еще не позабылъ чувства упоительнаго сладострастія. Его поэзію въ Бахчисарайскомъ Фонтан можно сравнить съ восточною Пери, которая, утративъ рай, еще сохранила красоту неземную; ея видъ задумчивъ и мраченъ; сквозь притворную холодность замтно сильное волненіе души; она быстро и неслышно, какъ духъ, какъ Зарема, пролетаетъ мимо насъ, одтая густымъ облакомъ, и мы плняемся тмъ, что видли, а еще боле тмъ, чмъ настроенное воображеніе невольно дополняетъ незримое. Тонъ всей поэмы боле всхъ другихъ приближается къ Байроновскому.

За то, дале всхъ отстоитъ отъ Байрона поэма Разбойники, не смотря на то, что содержаніе, сцены, описанія, все въ ней можно назвать сколкомъ съ Шильйонскаго Узника. Она больше каррикатура Байрона, нежели подражаніе ему. Бонниваръ страдаетъ для того, чтобы

Спасти души своей любовь;

и какъ ни жестоки его мученія, но въ нихъ есть какая-то поэзія, которая принуждаетъ насъ къ участію; между тмъ какъ подробное описаніе страданій пойманныхъ разбойниковъ поселяетъ въ душ одно отвращеніе, чувство, подобное тому, какое произвелъ бы видъ мученія преступника, осужденнаго къ заслуженной казни. Можно ршительно сказать, что въ этой поэм нтъ ничего поэтическаго, выключая вступленія и красоту стиховъ, везд и всегда свойственную Пушкину.

Сія красота стиховъ всего боле видна въ Цыганахъ, гд мастерство стихосложенія достигло высшей степени своего совершенства и гд искусство приняло видъ свободной небрежности. Здсь каждый звукъ, кажется, непринужденно вылился изъ души и, не смотря на то, каждый стихъ получилъ послднюю отработку, за исключеніемъ, можетъ быть, двухъ или трехъ изъ цлой поэмы: все чисто, округлено и вольно.

Но соотвтствуетъ ли содержаніе поэмы достоинству ея отдлки? — Мы видимъ народъ кочующій, полудикій, который не знаетъ законовъ, презираетъ роскошь и просвщеніе, и любитъ свободу боле всего; но народъ сей знакомъ съ чувствами, свойственными самому утонченному общежитію: воспоминаніе прежней любви и тоска по измнившей Маріул наполняютъ всю жизнь стараго Цыгана. Но зная любовь исключительную, вчную, Цыганы не знаютъ ревности; имъ непонятны чувства Алеко. Подумаешь, авторъ хотлъ представить золотой вкъ, гд люди справедливы, не зная законовъ; гд страсти никогда не выходятъ изъ границъ должнаго; гд все свободно, но ничто не нарушаетъ общей гармоніи, и внутреннее совершенство есть слдствіе не трудной образованности, но счастливой неиспорченности совершенства природнаго. Такая мысль могла бы имть высокое поэтическое достоинство. Но здсь, къ несчастію, прекрасный полъ разрушаетъ все очарованіе, и между тмъ какъ бдные Цыганы любятъ горестно и трудно, ихъ жены, какъ вольная луна, на всю природу мимоходомъ изливаютъ равное сіянье. Совмстно ли такое несовершенство женщинъ съ такимъ совершенствомъ народа? — Либо Цыганы не знаютъ *

вчной, исключительной привязанности; либо они ревнуютъ непостоянныхъ женъ своихъ, и тогда месть и другія страсти также должны быть имъ не чужды; тогда Алеко не можетъ уже казаться имъ страннымъ и непонятнымъ; тогда весь бытъ Европейцевъ отличается отъ нихъ только выгодами образованности; тогда, вмсто золотаго вка, они представляютъ просто полудикій народъ, несвязанный законами, бдный, несчастный, какъ дйствительные Цыганы Бессарабіи; тогда вся поэма противорчитъ самой себ.