А смеялась ли ты над молодою пастушкою, что она любит юношу?
Это совсем другое — она большая, и разве ты не слыхала, что батюшка говорил о свадебных венках, которые нам скоро надобно будет для них сплести?
О свадебных венках? — Отец ваш? — Это меня уверяет, что их не надобно бояться и что они не только прекрасны, но и добродетельны.
Конечно, конечно добродетельны! Они хотят, чтобы мы их приняли.
И пришли сюда с тем, чтобы у нас навсегда остаться.
И хотят здесь праздновать брак свой.
И придут к тебе просить благословения.
Моего благословения? Да кто им обо мне сказал?
Верно, батюшка.
Однако ж они, конечно, не ныне придут ко, мне?
Ныне, ныне — теперь же.
Они отдыхают, потому что от дальней дороги очень устали; а прохладясь плодами, тотчас сюда придут.
Нет, нет! Они помешали бы мне в сладостной меланхолии совершать память любезной дочери моей. Они хотят перед олтарями нашими заключить союз любви, — может быть, радостные сердца их наполнились бы печальными предчувствиями, когда бы они, пришедши ко мне за благословением, увидели здесь памятник осиротевшей родительской нежности и нашли меня подле печальных кипарисов. Лучше мне предупредить их.
Они уже, может быть, идут.
А может быть, и близко.
По крайней мере надобно, чтобы мы с ними не здесь увиделись. Отнесите свои корзинки в мою хижину, побегите и скажите, что я приду. Я пойду стороною к ним навстречу и ворочу их. — Подите, дети, подите!
Как неприятно, когда мешают печалиться! — Что вздумалось Эвфемону теперь, в самое это время... Ведь ему известно... Однако ж он, по своему добродушию, может быть хочет этим выгнать из души моей меланхолические мысли нынешнего вечера. Ах! Он не знает, что в самом унынии есть несказанная сладость! — Да они из Спарты! А ему известно, что это имя возмущает душу мою! Однако ж я чувствую в сердце своем великое движение — мне бы хотелось видеть их. — А они из Спарты! — Чудно! я охуждаю любопытство в молодых пастушках, а сам — сам чувствую неизвестное побуждение... Пойду, пойду. Только наперед обвешаю цветами пустую гробницу моей Дафны. Пусть этот ежегодный обряд пребудет доказательством, что я помню ее! Вот единственный дар, который она может получить от родительской нежности!
А теперь нет тебя! — А если ты еще жива, то как? где? — Может быть, живешь ты в неволе;
Однако ж я долго медлю. В горести своей совсем забыл, что гости наши меня дожидаются. Пойду скорее, чтобы скорее возвратиться сюда, к своей меланхолии. — Кажется, что кто-то идет. — Спрячусь.
Только на минуту останусь здесь, любезные дети! Ведь вы говорите, что его здесь нет и что он хотел стороною выйти к нам навстречу? — А мне хочется видеть по крайней мере жилище его.
Однако ж, прекрасная Нимфа, что ты там смотришь? — Он это запретил; а нет на свете такого человека, которого приказания уважали бы мы более Палемонова слова.
Если и друг твой, Лизиас, сюда же придет, так мы совсем пропали. Ах! Один важный взор укоризны...
Так подите же и не пускайте его сюда.
А где он?